Олеся проснулась от громкого голоса матери, который доносился из кухни. Валентина Сергеевна уже полчаса объясняла отцу, почему соседка Нина Ивановна покупает хлеб не в том магазине, где надо, и как это характеризует современную молодежь. Дочь закрыла глаза и попыталась еще немного полежать, но голос матери становился все громче.
— Иван Михайлович, ты слышишь меня или нет? — кричала мать. — Я тебе говорю про наших соседей, а ты в свой телефон уткнулся!
Олеся встала с кровати и бесшумно подошла к двери. Через щель было видно, как отец сидит за столом с телефоном в руках, а мать ходит по кухне, размахивая половником. Такая картина повторялась каждое утро уже много лет.
— Олеся! — резко позвала мать. — Ты когда вставать собираешься? Уже восемь утра!
Дочь вздохнула и вышла из комнаты. Валентина Сергеевна тут же переключила внимание на неё.
— Посмотри, как ты выглядишь! Волосы не причесаны, майка мятая. Как ты на работу в таком виде пойдешь?
— Доброе утро, мама, — спокойно ответила Олеся, направляясь к чайнику.
— Какое доброе утро? Я тебе полчаса назад завтрак приготовила, а ты валяешься в постели. Омлет уже остыл, теперь есть невозможно.
Олеся взглянула на тарелку. Омлет действительно выглядел не очень аппетитно, но дочь молча взяла вилку и начала есть. Спорить с матерью по утрам было бесполезно.
— И вообще, мне Зоя Петровна вчера говорила, что видела тебя с каким-то мужчиной возле кинотеатра, — продолжала мать, садясь напротив. — Кто это такой? Почему я не знаю?
Олеся остановила вилку на полпути ко рту. Дмитрий был её коллегой, с которым иногда встречались выпить кофе после работы. Ничего особенного между ними не было, но мать всегда находила повод для подозрений.
— Это просто знакомый с работы, мама.
— Просто знакомый? А зачем с ним кино смотреть? У тебя что, подруг нет? Или ты что-то от нас скрываешь?
Иван Михайлович поднял голову от телефона и посмотрел на жену.
— Валя, дай дочке спокойно позавтракать.
— Не вмешивайся! — отрезала Валентина Сергеевна. — Я с ней разговариваю по важному вопросу. Олеся, я жду ответа.
Дочь положила вилку на тарелку. Аппетит пропал окончательно.
— Мама, мне двадцать шесть лет. Я работаю, могу сама решать, с кем общаться.
— Пока живешь в моем доме, будешь отчитываться! — повысила голос мать. — И потом, какая разница, сколько тебе лет? Я твоя мать и имею право знать, что происходит в твоей жизни!
Олеся встала из-за стола и направилась к выходу. Слушать очередную лекцию о том, кто имеет право что-то знать, не хотелось.
— Ты куда пошла? Я с тобой разговариваю! — крикнула мать вдогонку.
— На работу пошла, — ответила Олеся, не оборачиваясь.
Такие утренние сцены стали обыденностью. Валентина Сергеевна считала своим долгом контролировать каждый шаг дочери: во сколько встает, что ест, с кем общается, во сколько приходит домой. Любое отклонение от привычного режима вызывало бурную реакцию.
Вечером, когда Олеся вернулась с работы, мать встретила дочь новыми вопросами.
— Ты почему так поздно? Обычно к семи дома, а сейчас уже восемь.
— В автобусе была пробка, мама.
— Какая пробка? Я звонила Людмиле Васильевне, она в семь уже дома была. У вас же один маршрут.
Олеся сняла куртку и повесила на вешалку. Людмила Васильевна работала в соседнем здании и действительно ехала тем же автобусом, но сегодня Олеся задержалась в офисе, чтобы закончить отчет.
— Я на работе задержалась.
— Зачем? Рабочий день закончился, и домой. Начальники пусть сами свои дела делают, а не на подчиненных сваливают.
Объяснять матери, что задержка была добровольной и поможет в карьере, Олеся не стала. Валентина Сергеевна работала всю жизнь на заводе и считала, что работать больше положенного времени могут заставлять только плохие руководители.
Вечер прошел относительно спокойно, но ночью Олеся долго не могла заснуть. Мысли крутились вокруг одного: так больше продолжаться не может. Дочь уже взрослая женщина, но дома чувствовала себя подростком, которого постоянно воспитывают и контролируют.
Утром за завтраком Валентина Сергеевна снова начала расспросы.
— Олеся, а что это ты вчера так поздно заснула? Свет в комнате до половины первого горел.
— Читала, мама.
— Что читала? Покажи книгу.
Олеся достала из сумки книгу по психологии, которую покупала неделю назад.
— Какая-то ерунда, — презрительно сказала мать, пролистав несколько страниц. — Лучше бы что-то полезное почитала. Кулинарную книгу, например. А то готовить не умеешь ничего.
— Мама, я умею готовить.
— Что умеешь? Яичницу пожарить? Это не готовка. Вот я в твоем возрасте уже борщ варила, котлеты делала, выпечку пекла. А ты только книжки всякие читаешь.
Иван Михайлович снова попытался вмешаться.
— Валя, у каждого свои интересы.
— Не защищай её! — рассердилась мать. — Из-за таких защитников дочка и выросла непрактичной. Замуж выйти не может, по хозяйству ничего не знает, только книжки читает.
Олеся крепче сжала чашку с чаем. Разговоры о замужестве были особенно болезненной темой. Валентина Сергеевна считала, что в двадцать шесть лет дочь уже должна была родить детей и заниматься домом, а не карьерой.
В тот же день, сидя в офисе, Олеся приняла решение. Зарплата позволяла снять небольшую квартиру, и жить одной было намного лучше, чем каждый день выслушивать упреки и наставления.
Вечером дочь рассказала родителям о своем решении.
— Я хочу снять квартиру и жить отдельно.
Валентина Сергеевна застыла с ложкой в руке.
— Что? Какую квартиру?
— Обычную. Однокомнатную. Рядом с работой.
— Ты с ума сошла? — мать резко встала из-за стола. — Зачем тебе квартира? У тебя есть дом, есть своя комната!
— Мама, мне нужна самостоятельность.
— Какая самостоятельность? Ты что, хочешь с мужиками по квартирам шататься? Или решила, что родители тебе мешают?
Олеся попыталась сохранить спокойствие.
— Я просто хочу жить одна. Это нормально.
— Нормально? — голос матери становился все громче. — Деньги на ветер выбрасывать нормально? Хозяевам чужим платить, когда родительский дом есть?
Иван Михайлович положил руку на плечо жены.
— Валя, может, не стоит так кричать?
— А как мне не кричать? Дочка собралась деньги выбрасывать! Вместо того чтобы копить на будущее, будет чужим дядям квартплату носить!
Олеся встала из-за стола.
— Я уже все решила. Завтра еду смотреть варианты.
— Ты никуда не поедешь! — крикнула мать. — Я тебе запрещаю!
— Мама, ты не можешь мне запрещать. Я взрослая.
— Пока живешь под моей крышей, буду запрещать! И вообще, на какие деньги ты собираешься снимать? На свою зарплату? Ты же половину мне отдаешь на продукты!
Это было правдой. Валентина Сергеевна каждый месяц требовала от дочери деньги на еду и коммунальные услуги, хотя зарплата Ивана Михайловича вполне покрывала все семейные расходы.
— Больше отдавать не буду, — твердо сказала Олеся.
Мать побледнела от возмущения.
— Как это не будешь? Ты что, хочешь на родителях экономить?
— Я не экономлю. Просто буду тратить деньги на свою квартиру.
Валентина Сергеевна села обратно за стол и закрыла лицо руками.
— Вот до чего дожили. Дочка родителей бросает, деньги чужим людям несет. Я всю жизнь на тебя потратила, а ты…
— Мама, я не бросаю. Просто хочу жить отдельно.
— Это и есть бросание! — резко подняла голову мать. — Хорошие дочери с родителями живут, помогают, заботятся. А ты сбежать хочешь!
Разговор продолжался еще час, но Олеся не изменила решения. Валентина Сергеевна пыталась то уговорить, то напугать, то разжалобить, но дочь оставалась непреклонной.
Через неделю Олеся нашла подходящую квартиру. Небольшая однокомнатная на третьем этаже старого дома, но с хорошим ремонтом и мебелью. Хозяйка, Елена Викторовна, оказалась приятной женщиной средних лет, которая сразу согласилась сдать квартиру.
Переезд прошел быстро. Олеся взяла только личные вещи и немного посуды. Валентина Сергеевна демонстративно не помогала и даже не вышла попрощаться, когда дочь уходила с сумками.
Первая неделя в новой квартире была как глоток свежего воздуха. Олеся могла встать в любое время, приготовить что хочет, пригласить друзей, читать до утра. Никто не контролировал каждый шаг, не задавал бесконечных вопросов, не критиковал любое решение.
Но спокойствие продлилось недолго. Через неделю зазвонил телефон.
— Олеся, это мама. Ну как ты там?
— Хорошо, мама. Спасибо, что спросила.
— А сколько ты хозяевам платишь?
Дочь немного удивилась прямоте вопроса.
— Тридцать тысяч в месяц.
В трубке повисла тишина.
— Тридцать тысяч? — переспросила мать. — Ты серьезно?
— Да. А что?
— Как что? Это же огромные деньги! За год больше трехсот тысяч получается!
— Мама, это нормальная цена для такой квартиры.
— Какая нормальная? Ты что, с ума сошла? За эти деньги можно машину купить или отпуск оплатить!
Олеся присела на диван. Разговор принимал неприятный оборот.
— Мама, я же тебе объясняла. Мне нужна самостоятельность.
— Какая самостоятельность за тридцать тысяч в месяц? Ты же можешь дома жить бесплатно!
— Не бесплатно. Я же тебе деньги отдавала.
— Ерунда какая! Десять тысяч на продукты это не аренда квартиры! Тебе что, дома плохо было?
Олеся замялась. Объяснить матери, что постоянный контроль и критика делали жизнь невыносимой, было сложно.
— Мне просто хочется пожить одной.
— Хочется! — с сарказмом повторила мать. — Мало ли чего хочется! Я в молодости тоже многого хотела, но понимала, что родителей бросать нельзя!
Через несколько дней Валентина Сергеевна позвонила снова. Голос звучал более требовательно.
— Олеся, я тут подумала. Ты деньги на квартиру тратишь, а о родителях забываешь. Это неправильно.
— Мама, о чем ты?
— О том, что надо родителей поддерживать. Мы стареем, здоровье не то. А ты чужим людям деньги носишь.
Олеся нахмурилась и склонила голову набок, пытаясь осмыслить услышанное.
— Мама, ты же работаешь. Папа тоже. У вас нормальные зарплаты.
— Какие нормальные? Продукты дорожают, коммунальные услуги тоже. А ты вместо помощи родителям аренду платишь.
— Я не отказываюсь помогать. Просто живу отдельно.
— Как это отдельно? — голос матери стал громче. — Ты наша дочь! У хороших детей все общее: и деньги, и заботы!
В следующий звонок мать была еще более прямолинейной.
— Олеся, мне стыдно перед соседями. Зоя Петровна спрашивает, почему ты съехала. Что я ей отвечать? Что дочка родителей бросила?
— Мама, я никого не бросала.
— Как не бросала? Живешь отдельно, деньги чужим отдаешь. А родители что? Сами по себе?
— Вы же не одни. Вы вместе.
— Дело не в том! — раздраженно сказала мать. — Дело в принципе! Хорошие дети с родителями рядом живут!
Олеся устала от этих разговоров. Каждый звонок превращался в лекцию о том, как правильно жить и что должны делать хорошие дочери.
Кульминация наступила в конце третьей недели. Валентина Сергеевна позвонила вечером, когда Олеся готовила ужин.
— Олеся, я больше молчать не могу.
— Что случилось, мама?
— Стыдно должно быть! Чужим аренду несешь за квартиру, а про родителей забываешь!
Дочь выключила плиту и села за стол. Слова матери прозвучали как приговор.
— Мама, при чем тут стыд?
— При том, что деньги, которые ты хозяевам платишь, должны идти в семью! Мы твои родители, а не чужие люди!
— Я плачу не чужим, я плачу за свободу, — твердо ответила Олеся.
В трубке повисла тишина. Валентина Сергеевна тяжело вздохнула и резко положила телефон.
Следующие дни принесли новые звонки. Мать не сдавалась и продолжала атаки с разных сторон.
— Олеся, ты хоть понимаешь, что творишь? — начала Валентина Сергеевна очередной разговор. — Ты тратишь деньги зря, вернись домой. Хватит этой глупости с квартирой.
— Мама, я не трачу зря. Я плачу за возможность жить спокойно.
— Какой спокойно? У нас дома разве неспокойно было? Мы тебе что, мешали?
Олеся прикрыла глаза. Объяснять в сотый раз одно и то же было утомительно.
— Мешали, мама. Постоянным контролем, упреками, вмешательством в мою жизнь.
— Это не вмешательство, а забота! Мы родители, имеем право беспокоиться!
— Право беспокоиться есть. Права контролировать каждый мой шаг нет.
Валентина Сергеевна замолчала на несколько секунд, а потом заговорила другим тоном.
— Ладно, допустим, мы что-то делали неправильно. Но зачем же такие крайности? Можно было поговорить, объяснить.
— Я пыталась объяснять много раз. Толку не было.
— Потому что ты неправильно объясняла! А теперь что? Будешь всю жизнь чужим дядям деньги платить?
— Если понадобится, то да.
Мать снова резко бросила трубку.
Через два дня позвонила опять.
— Олеся, ты подумай хорошенько. Тридцать тысяч в месяц это триста шестьдесят тысяч в год! За три года больше миллиона наберется! На эти деньги можно машину купить или дачу!
— Мама, я знаю арифметику.
— Знаешь, а поступаешь неразумно! Лучше бы эти деньги в банк положила под проценты или родителям помогала!
— Родителям я и так помогаю, когда нужно.
— Когда нужно? А когда нужно по-твоему? Когда мы уже совсем старые будем?
Олеся села в кресло и потерла виски. Разговоры с матерью превращались в замкнутый круг.
— Мама, давай закончим этот разговор. Я не вернусь домой.
— Упрямая! В кого ты такая? Я в твоем возрасте родителей слушалась!
— А я не буду.
На этот раз Валентина Сергеевна не стала кричать, просто устало вздохнула и попрощалась.
Неделю было тихо. Олеся даже подумала, что мать наконец смирилась с ситуацией. Но покой оказался обманчивым.
В воскресенье вечером зазвонил телефон. На экране высветилось имя отца.
— Олеся, привет. Как дела?
— Привет, папа. Нормально. А у вас как?
— У нас тоже нормально. Слушай, а мать твоя переживает очень. Может, ты зайдешь к нам в выходные?
— Папа, я же объясняла, почему съехала.
— Я понимаю, дочка. Но матери обидно, что ты совсем не появляешься. Думает, что мы тебе надоели.
Иван Михайлович говорил мягко, без упреков, но Олеся чувствовала, что за этим разговором стоит мать.
— Папа, дело не в том, что вы надоели. Просто мне нужно побыть одной.
— Ну хоть изредка приезжай. А то мать совсем извелась.
— Хорошо, папа. Я подумаю.
— И еще, Олеся. Может, действительно зря деньги тратишь? Дома же было неплохо.
— Папа, ты тоже так считаешь?
Отец помолчал.
— Не знаю, дочка. Мне кажется, можно было и дома договориться.
— Я не вернусь, папа. Прости.
— Ладно. Как знаешь.
После разговора с отцом Олеся поняла, что мать не собирается отступать. Валентина Сергеевна просто сменила тактику и решила действовать через мужа.
Следующая неделя прошла относительно спокойно. Олеся наслаждалась тишиной в квартире, возможностью читать допоздна, встречаться с друзьями, готовить то, что хочется. Жизнь налаживалась.
В пятницу вечером, когда дочь смотрела фильм, в дверь позвонили. Олеся посмотрела в глазок и увидела мать.
— Мама? — удивленно спросила дочь через дверь.
— Олеся, открой. Мне нужно с тобой поговорить.
— О чем поговорить?
— Открой сначала, потом поговорим.
Олеся не торопилась открывать. Валентина Сергеевна приехала без предупреждения, а это обычно означало серьезный разговор с упреками.
— Мама, если ты пришла ругаться, то лучше поезжай домой.
— Я не ругаться пришла. Хочу посмотреть, как ты живешь.
— Посмотреть, чтобы потом критиковать?
— Олеся, открой дверь! Я твоя мать!
Дочь подумала несколько секунд, но так и не стала отпирать замок.
— Мама, ты пришла не в гости, а с упреками. Так не пойдет.
— Что? — голос матери стал выше. — Ты мне дверь не откроешь?
— Не открою. Когда захочешь просто навестить дочь без нотаций, тогда приезжай.
— Я не понимаю! Я твоя мать! У меня есть право видеть, как живет дочь!
— Права видеть у тебя нет. Есть возможность, если будешь вести себя как гость, а не как контролер.
Валентина Сергеевна хлопала глазами, не ожидая, что дочь может так ответить. Несколько минут мать стояла под дверью молча, потом громко вздохнула.
— Хорошо. Раз так, то поеду домой.
— До свидания, мама.
Олеся услышала, как мать спускается по лестнице, и прислонилась к двери. Сердце билось быстро. Впервые дочь так решительно поставила границы.
На следующий день пришло сообщение от матери: «Ладно, живи как хочешь. Но помни — родители у тебя одни».
Олеся прочитала сообщение дважды. Короткое, без обычных упреков и угроз. Валентина Сергеевна, видимо, поняла, что дочь не собирается сдаваться.
Дочь выдохнула с облегчением. Впервые за месяц тишина не была нарушена звонками и скандалами. Никто не требовал отчетов, не критиковал решения, не пытался навязать свое мнение.
Вечером Олеся сидела на кухне с чашкой кофе и думала о прошедшем времени. Месяц в съемной квартире показал, что решение было правильным. Да, приходилось платить тридцать тысяч в месяц, но эти деньги покупали нечто бесценное — свободу и спокойствие.
Дочь больше не просыпалась от криков, не выслушивала ежедневные лекции о том, как правильно жить, не отчитывалась за каждый шаг. Рабочий день заканчивался приходом в спокойный дом, где можно было расслабиться и заниматься тем, что нравится.
Конечно, отношения с родителями испортились. Валентина Сергеевна воспринимала переезд дочери как предательство, а Иван Михайлович просто не понимал, зачем платить за то, что можно получить бесплатно.
Но Олеся знала, что ничего бесплатного в родительском доме не было. За крышу над головой приходилось расплачиваться постоянным стрессом, невозможностью принимать самостоятельные решения и ощущением, что жизнь контролируют другие люди.
Через месяц Валентина Сергеевна позвонила снова. Голос звучал обычно, без прежней агрессии.
— Олеся, как дела?
— Хорошо, мама. А у вас?
— Нормально. Слушай, а может, на выходных приедешь? Просто в гости.
— Мама, а ты не будешь говорить про квартиру?
— Не буду. Понятно уже, что передумать тебя невозможно.
— Тогда приеду.
В субботу Олеся поехала к родителям. Валентина Сергеевна действительно не заводила разговоров о съемной квартире, хотя несколько раз ловила себя на желании спросить что-то про аренду.
За обедом мать все же не выдержала.
— А хозяйка нормальная? Не придирается?
— Нормальная. Елена Викторовна очень адекватная женщина.
— А соседи?
— Тоже хорошие. Тихие.
— Ну и ладно, — вздохнула Валентина Сергеевна. — Главное, чтобы тебе комфортно было.
Олеся удивленно посмотрела на мать. Впервые за долгое время Валентина Сергеевна сказала что-то без скрытых упреков.
Домой дочь ехала с легким сердцем. Отношения с родителями начали налаживаться, но уже на новых условиях. Валентина Сергеевна поняла, что дочь не ребенок, которого можно контролировать и воспитывать.
Вечером Олеся сидела в своей тихой квартире и понимала: деньги за аренду это плата за спокойствие и самостоятельность. За возможность принимать решения самой, жить по своему расписанию, встречаться с кем хочется и делать то, что нравится.
Тридцать тысяч в месяц казались большой суммой только на первый взгляд. На самом деле это была покупка нового качества жизни, где никто не вмешивался в личные дела и не требовал ежедневных отчетов.
Олеся взяла телефон и написала Елене Викторовне сообщение о том, что готова продлить договор аренды еще на год. Ответ пришел быстро: хозяйка была рада, что жильцы остаются.
Дочь улыбнулась и пошла заваривать себе чай. Завтра понедельник, рабочий день, но вечером можно будет спокойно вернуться домой. В свой дом, где тихо и уютно, где никто не критикует и не контролирует каждый шаг. За эту возможность стоило платить.
