— Вот и всё, Марина. Дом теперь полностью ваш, — нотариус протянул документы через стол, и я почувствовала, как руки предательски задрожали.
Три года. Три года я терпела унижения, насмешки и откровенное хамство свекрови, и вот наконец-то судьба преподнесла мне подарок. Бабушка мужа, которую я видела всего несколько раз, неожиданно оставила нам в наследство большой дом в пригороде.
— Спасибо, — я взяла папку с документами, стараясь не выдать своего волнения.
Выйдя из нотариальной конторы, я набрала номер Павла. Мой муж ответил после третьего гудка.
— Паш, всё оформлено. Дом наш.
— Отлично! — в его голосе звучала неподдельная радость. — Сегодня отпразднуем. Я уже еду с работы, встретимся дома.
Домой я возвращалась пешком, наслаждаясь весенним солнцем и предвкушая новую жизнь. Больше никаких воскресных обедов у Клавдии Семёновны с её вечными придирками. Больше не нужно будет выслушивать рассказы о том, какой идеальной женой была первая невестка — та самая, которая сбежала от свекрови через два года брака.
Квартира встретила меня тишиной. Павел ещё не приехал. Я поставила чайник и села на кухне, разглядывая документы на дом. Двухэтажный особняк с участком в десять соток. Настоящая мечта для молодой семьи.
Телефон завибрировал. Номер свекрови.
— Да, Клавдия Семёновна?
— Мариночка, — голос свекрови был непривычно ласковым. — Я тут подумала, раз уж вам с Пашенькой достался дом от бабули, может, мне к вам переехать? Всё-таки семья должна быть вместе.
Я чуть не поперхнулась чаем. Переехать? К нам?
— Клавдия Семёновна, мы ещё сами не переехали…
— Ну так что тянуть? — перебила она меня. — Завтра суббота, можно начать перевозить вещи. Я уже присмотрела комнату на втором этаже с видом на сад. Там как раз поместится мой спальный гарнитур.
— Но мы с Павлом ещё ничего не обсуждали…
— А что тут обсуждать? — в голосе свекрови появились привычные стальные нотки. — Я мать, имею право жить с сыном. Или ты против?
Дверь хлопнула — это вернулся Павел.
— Мне нужно идти, — быстро проговорила я. — Павел пришёл.
— Передай ему, что я завтра приеду смотреть дом, — приказным тоном сообщила Клавдия Семёновна и отключилась.
Павел вошёл на кухню с букетом тюльпанов и бутылкой шампанского.
— Для самой прекрасной владелицы дома! — торжественно произнёс он, вручая мне цветы.
Я улыбнулась, но радость была уже не такой безоблачной.
— Паш, твоя мама звонила. Она хочет переехать к нам в новый дом.
Улыбка медленно сползла с его лица.
— Что? Но мы же… Мы же говорили, что это будет наш дом. Только наш.
— Я знаю. Но она сказала, что имеет право жить с сыном.
Павел сел на стул, потирая виски.
— Господи, ну почему она не может просто порадоваться за нас? Почему всегда должна всё контролировать?
Я села рядом, взяв его за руку.
— Может, просто скажем ей правду? Что мы хотим жить отдельно?
— Ты же знаешь маму, — Павел покачал головой. — Она устроит такой скандал… Будет говорить, что я неблагодарный сын, что ты настроила меня против неё.
— Но мы не можем вечно ей уступать, — возразила я. — Это наш дом, наша жизнь.
Павел вздохнул и обнял меня.
— Ты права. Завтра поговорю с ней. Объясню, что мы хотим пожить вдвоём.
Но разговор так и не состоялся.
На следующее утро Клавдия Семёновна явилась к нам в восемь утра с двумя чемоданами.
— Я решила, что нет смысла тянуть, — заявила она, проходя в квартиру. — Поехали смотреть дом, а потом начнём перевозку.
Павел растерянно переглянулся со мной.
— Мама, мы же ещё ничего не решили…
— А что тут решать? — отрезала Клавдия Семёновна. — Дом большой, места всем хватит. Или вы хотите, чтобы я в старости жила одна?
— Тебе всего пятьдесят семь лет, — напомнила я.
Свекровь окинула меня холодным взглядом.
— Марина, не будь эгоисткой. Семья должна держаться вместе.
Всю дорогу до дома Клавдия Семёновна рассказывала, как она обустроит сад, какие шторы повесит в гостиной и где поставит свой любимый сервант. Павел хмуро молчал за рулём, а я смотрела в окно, чувствуя, как мечта о собственном доме превращается в кошмар.
Дом был прекрасен. Светлые просторные комнаты, большая кухня, уютная веранда. Клавдия Семёновна сразу направилась на второй этаж.
— Вот эта комната будет моей, — заявила она, открывая дверь в самую большую спальню. — А вы можете взять комнату поменьше в конце коридора.
— Мама, это главная спальня, — робко возразил Павел.
— Ну и что? Мне нужно больше места для моих вещей. Вы молодые, вам и в маленькой комнате будет хорошо.
Я почувствовала, как во мне закипает злость.
— Клавдия Семёновна, это наш дом. Мы сами решим, кто где будет жить.
Свекровь медленно повернулась ко мне. В её глазах плескалась неприкрытая ярость.
— Наш дом? Это дом моей семьи! Бабушка Павла оставила его в наследство, а не тебе!
— Дом оформлен на меня, — спокойно ответила я, хотя внутри всё дрожало от напряжения.
— Что? — Клавдия Семёновна перевела взгляд на сына. — Павел, это правда?
Павел кивнул, избегая смотреть матери в глаза.
— Да, мама. Так удобнее было оформить документы.
— Удобнее? — голос свекрови поднялся на октаву. — Ты отдал семейный дом этой… этой чужачке?
— Мама, Марина моя жена!
— Жена, которая настроила тебя против матери! — Клавдия Семёновна была вне себя от ярости. — Я растила тебя одна, всю жизнь на тебя положила, а ты…
— Хватит! — я не выдержала. — Клавдия Семёновна, вы не будете жить в этом доме. Это окончательное решение.
Свекровь побледнела, потом покраснела.
— Ах вот как… Показала наконец своё истинное лицо? Заполучила дом и теперь можешь выгнать старуху на улицу?
— Никто вас не выгоняет, — устало сказал Павел. — У вас есть своя квартира.
— Которую я собиралась продать! — выкрикнула Клавдия Семёновна. — Я уже дала задаток риелтору!
Мы с Павлом переглянулись. Вот оно что. Свекровь решила всё заранее, даже не спросив нашего мнения.
— Это ваши проблемы, — холодно сказала я. — Мы не давали согласия на ваш переезд.
Клавдия Семёновна схватилась за сердце — её любимый приём, когда она не получала желаемого.
— Павел, сынок, неужели ты позволишь ей так со мной обращаться?
Павел помолчал, потом решительно шагнул ко мне и обнял за плечи.
— Мама, Марина права. Мы хотим жить отдельно. Это наше решение.
— Твоё решение? Или её? — прошипела свекровь. — Она промыла тебе мозги! Ты же был хорошим сыном, пока не появилась эта…
— Достаточно! — Павел повысил голос, что случалось крайне редко. — Мама, я люблю тебя, но я также люблю свою жену. И мы имеем право на личную жизнь.
Клавдия Семёновна выпрямилась, и в её глазах появилось что-то пугающее.
— Хорошо. Запомните этот день. Вы оба ещё пожалеете.
Она развернулась и вышла из комнаты. Мы слышали, как хлопнула входная дверь.
— Думаешь, она успокоится? — спросила я, прижимаясь к мужу.
— Надеюсь, — вздохнул Павел. — Давай не будем о ней. Это наш день, наш дом.
Но Клавдия Семёновна не успокоилась.
На следующей неделе начался настоящий кошмар. Она названивала Павлу по десять раз в день, плакала, угрожала, потом снова плакала. Писала длинные сообщения о том, какой он неблагодарный сын. Приходила к нему на работу и устраивала сцены.
— Может, всё-таки пустить её пожить с нами? — предложил Павел после особенно тяжёлого дня. — Хотя бы на время, пока она не успокоится.
— Паш, если мы сейчас уступим, она никогда не уйдёт, — возразила я. — Ты же это понимаешь?
Он кивнул, но я видела, как тяжело ему даётся этот конфликт. Клавдия Семёновна умело давила на чувство вины, которое воспитывала в нём годами.
Через две недели мы начали переезд. Решили не торопиться, перевозить вещи постепенно. В первую субботу отвезли книги и посуду. Вернувшись в квартиру за следующей партией, мы обнаружили Клавдию Семёновну, копающуюся в наших вещах.
— Мама? Как ты сюда попала? — удивился Павел.
— У меня есть запасные ключи, — спокойно ответила она, продолжая рыться в коробках. — Смотрю, что вы берёте в новый дом.
— Клавдия Семёновна, это наши вещи, — я старалась сохранять спокойствие. — Вы не имеете права…
— Не имею права? — она резко обернулась. — А вот этот сервиз — подарок на свадьбу от моей сестры. И эти книги — из библиотеки отца Павла. Это семейные вещи!
— Которые вы нам подарили, — напомнил Павел.
— Подарила, когда думала, что мы будем одной семьёй! А раз вы решили жить отдельно, я забираю всё назад.
Она начала складывать сервиз в свою сумку. Я видела, как Павел борется с собой, и решила взять инициативу в свои руки.
— Клавдия Семёновна, положите сервиз на место и покиньте нашу квартиру.
— Или что? — она вызывающе посмотрела на меня. — Вызовешь полицию? Давай, вызывай! Пусть все соседи знают, какая ты неблагодарная!
— Мама, пожалуйста, уйди, — тихо попросил Павел.
Клавдия Семёновна всхлипнула, прижав руки к груди.
— Мой родной сын гонит меня… Я не переживу такого позора…
С этими словами она выбежала из квартиры, громко рыдая. Несколько соседей выглянули на шум, с осуждением глядя на нас.
— Может, мне за ней пойти? — неуверенно спросил Павел.
— Нет, — твёрдо ответила я. — Это манипуляция. Если ты сейчас побежишь, она поймёт, что её методы работают.
Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. Клавдия Семёновна не звонила, не приходила. Мы почти закончили переезд и уже начали обустраиваться в новом доме.
В пятницу вечером, когда мы ужинали на веранде, наслаждаясь тёплым майским вечером, раздался звонок в дверь.
На пороге стояла незнакомая женщина в строгом костюме.
— Добрый вечер. Я ищу Марину Сергеевну.
— Это я, — ответила я, чувствуя необъяснимую тревогу.
— Меня зовут Елена Викторовна, я представляю интересы Клавдии Семёновны Воронцовой. У меня есть основания полагать, что завещание покойной Антонины Ивановны было составлено с нарушениями.
— Что за бред? — возмутился подошедший Павел. — Какие нарушения?
— Ваша мать утверждает, что вы оказывали давление на пожилую женщину, заставив её переписать завещание в пользу вашей жены.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Неужели свекровь решилась на это?
— Это ложь! — воскликнул Павел. — Бабушка сама решила оставить нам дом!
— Это решит суд, — холодно ответила женщина, протягивая конверт. — Здесь копия искового заявления. Первое заседание назначено на следующий месяц. До встречи в суде.
Она развернулась и ушла, оставив нас стоять в полном шоке.
— Она же не может… Она же не выиграет? — Павел выглядел потерянным.
Я взяла его за руку, стараясь казаться спокойной, хотя внутри бушевала буря.
— Не выиграет. У нас все документы в порядке. Нотариус всё правильно оформил.
Но следующие недели превратились в ад. Клавдия Семёновна развернула настоящую войну. Она обзванивала всех родственников, рассказывая, как мы её обманули и выгнали. Писала гадости в социальных сетях. Даже приходила к моим родителям, которые жили в другом городе, жалуясь на жестокое обращение.
Павел почти не спал, переживая из-за конфликта. Я видела, как он мучается, разрываясь между матерью и женой.
— Может, отдать ей дом? — предложил он однажды ночью. — Мы молодые, заработаем на другой.
— Паш, дело не в доме, — мягко ответила я. — Если мы сейчас уступим, она будет контролировать нас всю жизнь. Каждое наше решение, каждый шаг.
— Но она моя мать…
— Которая использует это как оружие против тебя. Любящая мать не стала бы так поступать.
День суда приближался. Мы наняли хорошего адвоката, собрали все документы. Адвокат уверял, что у Клавдии Семёновны нет шансов, но я всё равно нервничала.
За неделю до суда произошло неожиданное. К нам приехала Вера Антоновна, старшая сестра покойной бабушки Павла.
— Я услышала о том, что затеяла Клава, — сказала она, устроившись в кресле на веранде. — И решила, что вам нужно кое-что знать.
Она достала из сумочки пожелтевший конверт.
— Это письмо Антонина написала мне за месяц до смерти. Прочитайте.
Я развернула письмо и начала читать вслух:
«Дорогая Вера, пишу тебе, потому что больше не с кем поделиться. Клава опять приходила, требовала переписать дом на неё. Говорит, что Павлу с молодой женой он не нужен, что они и так проживут. А ей, видите ли, необходимо. Я отказала. Павел — хороший мальчик, а его Марина — прекрасная девушка. Они заслуживают этот дом. А Клава… Она всегда была жадной и эгоистичной. Помнишь, как она выгнала меня из квартиры сына, когда я приехала погостить? Сказала, что старики должны знать своё место. Так пусть теперь сама узнает своё место. Дом я завещаю Марине — она добрая, не то что Клава. Пусть молодые живут счастливо».
У Павла на глаза навернулись слёзы.
— Бабушка никогда не рассказывала…
— Антонина не хотела ссорить тебя с матерью, — мягко сказала Вера Антоновна. — Но теперь, когда Клава сама всё разрушила, ты имеешь право знать правду.
— Вы дадите это письмо в суде? — спросила я.
— Конечно, милая. Я не позволю Клаве опорочить память сестры.
В день суда Клавдия Семёновна появилась в чёрном платье, как на похоронах. Она театрально всхлипывала, рассказывая судье, как жестоко с ней обошлись.
Но когда наш адвокат представил письмо и вызвал Веру Антоновну в качестве свидетеля, лицо свекрови вытянулось. А когда выяснилось, что она действительно пыталась заставить бабушку переписать завещание в свою пользу за две недели до составления нынешнего документа, судья нахмурился.
— Получается, госпожа Воронцова, вы сами пытались оказать давление на завещателя? — уточнил он.
Клавдия Семёновна открыла рот, но не смогла ничего ответить.
Решение было очевидным. В иске отказать. Дом остаётся за нами.
После суда Клавдия Семёновна подошла к нам в коридоре.
— Надеюсь, вы довольны, — прошипела она. — Вы разрушили нашу семью.
— Нет, мама, — спокойно ответил Павел. — Это сделала ты. Своей жадностью и эгоизмом.
— Я тебя не прощу! — выкрикнула она. — Можешь забыть, что у тебя есть мать!
— Я уже забыл, — Павел взял меня за руку. — Пойдём, Марина. Нам пора домой.
Мы вышли из здания суда, оставив Клавдию Семёновну стоять в коридоре.
Прошло полгода. Дом мы обустроили по своему вкусу. Разбили сад, завели кота, которого свекровь терпеть не могла. По выходным к нам приезжали друзья, и мы устраивали барбекю на веранде.
Клавдия Семёновна больше не звонила. По слухам, она продала квартиру и уехала к сестре в другой город, где теперь рассказывала всем, какой у неё неблагодарный сын.
Иногда Павлу было грустно. Я видела, как он смотрит на семейные фотографии, где они с мамой ещё улыбаются друг другу. Но потом он обнимал меня и говорил:
— Я сделал правильный выбор. Мы — настоящая семья. А семья — это не те, кто манипулирует и шантажирует, а те, кто любит и поддерживает.
Недавно мы узнали, что ждём ребёнка. Первым, кому мы сообщили эту новость, была Вера Антоновна. Она плакала от счастья и сказала, что Антонина была бы рада.
— А Клавдии скажете? — спросила она.
Павел покачал головой:
— Нет. Она сделала свой выбор. И мы сделали свой.
Вечером мы сидели на веранде нашего дома — действительно нашего дома — и смотрели на закат. Павел положил руку на мой ещё плоский живот и улыбнулся:
— Знаешь, я рад, что всё так получилось. Мы стали сильнее. И теперь я точно знаю: никто и никогда не будет указывать нам, как жить.
Я прижалась к нему, чувствуя абсолютное счастье. Да, путь к этому счастью был труден. Да, пришлось пережить предательство самого близкого человека. Но мы справились. Вместе.
И в этом доме, который чуть не стал яблоком раздора, теперь будет расти наш ребёнок. В атмосфере любви и уважения, без манипуляций и шантажа. Мы разорвали порочный круг токсичных отношений. И это была наша главная победа.
