«Ты сломлен горем, ты не можешь воспитывать моего внука», — заявила мне властная теща после смерти жены и пообещала забрать сына через суд. В тот же вечер, в полном отчаянии, я схватил спящего Мишу и уехал куда глаза глядят. Наш побег закончился в глухом городке, где нас, замерзших и без копейки денег, приютила случайная женщина. Я думал, это спасение. Но утром я увидел по телевизору свое фото с подписью «ВНИМАНИЕ, РОЗЫСК! ОПАСЕН!». И в ту же секунду в ее дверь настойчиво постучали…
***
Воздух в гостиной был таким густым и тяжелым, что его, казалось, можно было резать ножом. Игорь стоял у огромного панорамного окна, за которым сентябрьский дождь хлестал по стеклу, превращая огни Москвы в расплывчатые акварельные пятна. Прошло всего три месяца с тех пор, как не стало Лены, его жены, его вселенной. Три месяца ада, который с каждым днем становился все глубже и беспросветнее. И эпицентром этого ада была она — Тамара Ивановна, его теща. Она сидела в глубоком кресле из белой кожи, прямая, как натянутая струна, и ее холодные, выцветшие глаза сверлили его спину.
— Ты меня слышишь, Игорь? — ее голос был лишен всяких эмоций, ровный и острый, как скальпель хирурга. — Я повторяю в последний раз. Миша должен жить со мной.
Игорь медленно обернулся. Лицо, которое еще полгода назад излучало уверенность успешного тридцатипятилетнего бизнесмена, теперь осунулось, под глазами залегли темные тени от бессонных ночей.
— Тамара Ивановна, мы это уже обсуждали. Миша — мой сын. Он останется со мной. Здесь его дом.
— Дом? — она усмехнулась, и этот звук был похож на скрежет металла по стеклу. — Ты называешь домом эти холодные стены, где тебя никогда нет? Где ребенок целыми днями сидит с няней, потому что его отец зарылся в свои бесконечные совещания и сделки? Ты думаешь, я не знаю? Мне докладывают. Ты приезжаешь, когда он уже спит, и уезжаешь, когда он еще не проснулся. Ты убиваешься горем? Прекрасно. Но не смей тащить за собой в могилу моего единственного внука!
Каждое ее слово било наотмашь, целясь в самые больные места. Он действительно почти не видел сына в последние недели. Горе и работа стали его единственным спасением от реальности, в которой больше не было Лены. Он погружался в проекты с головой, до изнеможения, чтобы просто не сойти с ума от тишины в их огромной квартире.
— Это неправда, — глухо ответил Игорь, хотя и сам понимал, что в ее словах есть доля истины. — Я люблю его больше жизни.
— Любишь? — Тамара Ивановна медленно поднялась. Властная, высокая, в идеально скроенном брючном костюме, она напоминала генерала перед решающим сражением. — Любовь — это не красивые слова, Игорь. Это забота. Это время. Это сказка на ночь и утренний завтрак вместе. Когда ты в последний раз читал ему книгу? Ты хоть знаешь, что он плохо спит по ночам? Нет. Потому что с ним сидит чужая женщина, а ты прячешься от своего горя на работе! Ты плохой отец, Игорь. Сломленный, эгоистичный и плохой отец.
— Прекратите! — Игорь повысил голос, чувствуя, как внутри закипает бессильная ярость. — Вы не имеете права! Лена бы никогда…
— Не смей произносить ее имя! — взвизгнула теща, и ее ледяное самообладание дало трещину. — Это ты во всем виноват! Ты купил ей ту машину! Ты разрешил ей поехать в ту проклятую поездку! Если бы не твое вечное потакание ее капризам, она была бы жива! А теперь ты хочешь и внука у меня отнять? Не выйдет! У меня достаточно связей и денег, чтобы доказать в любом суде, что ребенку не место рядом с психически нестабильным отцом, который находится на грани нервного срыва. Опека будет у меня. Это решено.
Она произнесла это с такой уверенностью, что у Игоря похолодело внутри. Он знал ее возможности. Она была дочерью партийного деятеля старой закалки, вдовой влиятельного чиновника. Ее мир состоял из звонков нужным людям и нерушимой уверенности в собственной правоте. Она его раздавит. Растопчет и заберет Мишу. Единственное, что у него осталось от Лены.
В голове что-то щелкнуло. Паника, холодная и липкая, поползла вверх по позвоночнику. Он смотрел на эту женщину, которая когда-то улыбалась ему на свадьбе, и видел перед собой врага. Безжалостного и сильного.
— Вон, — прошептал он.
— Что? — не расслышала она.
— Вон из моего дома! — закричал он, сам не узнавая своего голоса. — Немедленно!
Тамара Ивановна на секунду опешила, но тут же взяла себя в руки.
— Как скажешь. Я вернусь, завтра же. Но уже не одна. А с представителями опеки. Готовься, зятек. Война только началась.
Она развернулась и, чеканя шаг, вышла из гостиной. Хлопнула входная дверь. Игорь остался один посреди огромной, пустой комнаты. Тишина давила на уши. Война. Она придет с опекой. Она заберет Мишу. Эти мысли бились в его голове, как птица в клетке. Он представил, как чужие люди приходят в его дом, как его пятилетний сын плачет и его уводят… Нет. Никогда.
Он бросился в детскую. Миша спал в своей кроватке, обнимая плюшевого медведя, которого ему подарила мама. Такой маленький, беззащитный. Его сокровище. Игорь смотрел на него, и отчаянное решение созрело мгновенно. Он не отдаст его. Ни за что.
Не рассуждая, действуя на чистых инстинктах, он осторожно поднял сонного сына на руки. Миша что-то пробормотал во сне и прижался к нему. Игорь накинул на него плед, сунул ноги в ботинки, схватил с вешалки свою кожаную куртку и ключи от машины. Без документов, без денег, без телефона, который остался на зарядке в спальне. В голове была только одна мысль: бежать. Бежать куда глаза глядят, подальше отсюда, подальше от нее.
Он выскочил на улицу, под холодные струи дождя. Открыл машину, бережно уложил Мишу на заднее сиденье, пристегнул. Сел за руль. Руки дрожали. Он завел двигатель и выехал со двора своего элитного жилого комплекса, уносясь в мокрую, черную неизвестность.
***
Свет фар выхватывал из темноты мокрый асфальт, убегающий под колеса. Дворники монотонно скребли по лобовому стеклу, едва справляясь с потоками воды. Игорь вел машину, вцепившись в руль побелевшими пальцами. Он уже несколько часов ехал по МКАДу, потом свернул на какое-то шоссе, потом еще на одно, совершенно не разбирая дороги. Навигатор — его телефон — остался дома. Карта мира сузилась до этого освещенного пятачка перед капотом.
В салоне было тихо. Лишь мерное сопение Миши с заднего сиденья и стук дождя по крыше. Игорь бросил взгляд в зеркало заднего вида. Сын спал, свернувшись калачиком под пледом. Несколько раз он просыпался, хныкал: «Папа, мы куда? К маме?», и у Игоря разрывалось сердце. Он останавливался, поил его водой из бутылки, которую чудом нашел в бардачке, и баюкал, обещая, что все будет хорошо. И Миша засыпал снова, доверчиво прижимаясь к плюшевому медведю.
А Игорь врал. Ничего не было хорошо. Он сам не понимал, что делает. Куда он едет? Что будет завтра? Он сбежал, как мальчишка. Без денег — весь его кэш остался в портмоне дома. Без связи. Только с полупустым баком бензина и спящим ребенком. Тамара Ивановна, наверное, уже подняла всех на уши. Она наверняка позвонила в полицию. Его ищут. Мощная машина ее связей уже запущена, и он в этой системе — всего лишь винтик, сошедший с резьбы. Его объявят похитителем собственного сына. Нестабильным, опасным. И когда его найдут, у него не будет ни единого шанса.
От этих мыслей к горлу подступила тошнота. Он — Игорь Воронцов, владелец крупной строительной компании, человек, который решал проблемы одним звонком, теперь был беглецом. Загнанным зверем. Ярость, которая кипела в нем во время ссоры, уступила место ледяному, всепоглощающему страху. Что он наделал? Он не защитил сына, а подставил его под еще больший удар. Теперь их поймают, и Мишу у него отберут уже наверняка, с позором, с полицией, как у преступника.
Он свернул с освещенной трассы на узкую проселочную дорогу, надеясь затеряться, спрятаться. Машина подпрыгивала на ухабах. Вокруг стояла непроглядная тьма, лишь редкие силуэты деревьев вырисовывались в свете фар. Он ехал еще около часа, пока машина не дернулась несколько раз и не заглохла. Игорь судорожно повернул ключ в замке зажигания. Еще раз. И еще. Тишина. Приборная панель была мертва. Бензин. Кончился бензин.
Он ударил кулаком по рулю. Тихий, бессильный удар. Приехали. Конечная станция «Отчаяние». Он огляделся. Вокруг не было ни одного огонька. Только поле, лес вдалеке и стена дождя. Миша зашевелился на заднем сиденье.
— Папа? Мы приехали?
— Да, сынок. Приехали, — глухо ответил Игорь.
— А где мы? Тут темно.
Игорь вышел из машины. Холодный ветер тут же пробрал до костей. Он прошел несколько метров вперед. Вдалеке, может, в километре или двух, он разглядел россыпь тусклых огней. Маленький городок или поселок. Единственный островок жизни в этом океане тьмы и дождя.
Он вернулся к машине. Миша уже сидел и тер глаза.
— Пап, я хочу пить. И в туалет.
Сердце снова сжалось от боли. Его мальчик, привыкший к комфорту, к теплой постели и заботе няни, теперь сидел в холодной машине посреди неизвестного поля.
— Сейчас, родной. Сейчас все будет. Пойдем, прогуляемся немного.
Он снова взял сына на руки, плотнее закутал в плед. Закрыл машину и пошел по раскисшей от дождя дороге в сторону огней. Ветер пронизывал насквозь. Ноги в тонких кожаных ботинках почти сразу промокли. Миша был тяжелым, но Игорь не чувствовал усталости. Он чувствовал только стыд и страх. Каждый шаг давался с трудом. Грязь чавкала под ногами. Он шел, опустив голову, защищая сына от ветра, и повторял про себя, как мантру: «Только бы дойти. Только бы найти теплое место. Только бы он не заболел».
Через вечность, которая на самом деле длилась минут тридцать, он вошел в город. Старые пятиэтажки, разбитые тротуары, тусклые фонари. Типичный провинциальный городок, затерянный где-то в ста километрах от Москвы. Улицы были пустынны. Лишь редкие окна светились желтым светом, обещая уют и тепло, которые были сейчас для него недоступны. Он брел по улице, не зная, куда идет. У него не было денег на гостиницу. Не было знакомых. Он был никем. Просто уставший, промокший до нитки мужчина с ребенком на руках.
***
Он стоял посреди пустынной улицы, прижимая к себе дрожащего от холода сына. Дождь превратился в мелкую изморось, но ветер стал еще пронзительнее. Миша уже не плакал, а тихо всхлипывал, уткнувшись лицом в отцовское плечо. «Папа, холодно… домой…», — шептал он, и эти слова были для Игоря хуже пытки. У них больше не было дома.
Игорь поднял голову и обвел взглядом серые панельные дома. Большинство окон были темными, жители этого городка давно спали. Но в одной из пятиэтажек, на третьем этаже, горел свет. Теплый, желтый свет, который казался сейчас спасительным маяком. Он смотрел на это окно несколько минут, борясь с собой. Попросить о помощи? Он, Игорь Воронцов, будет стучаться в чужую дверь, как попрошайка? Гордость вопила внутри, но, взглянув на посиневшие губы Миши, он понял, что у него нет выбора. Его гордость не стоила здоровья его сына.
Он вошел в темный, пахнущий сыростью и кошками подъезд. Нашел нужную квартиру. Дверь была старой, обитой коричневым дерматином. Он на мгновение замер, собираясь с духом. Потом неуверенно нажал на кнопку звонка. За дверью было тихо. Он подождал минуту и позвонил еще раз, настойчивее. Послышались шаги, щелкнул замок.
Дверь приоткрылась на цепочке, и в щели показалось женское лицо. Молодая женщина, лет тридцати, с уставшими, но добрыми глазами и растрепанными русыми волосами, собранными в небрежный пучок. На ней был старый, но чистый халат. Она с опаской посмотрела на него.
— Кто вы? Что вам нужно в такой час?
Ее голос был тихим, немного испуганным. Игорь сглотнул. Что сказать? Правду? Что он беглец, которого, возможно, уже ищет полиция? Она тут же захлопнет дверь.
— Простите, пожалуйста, ради Бога, — начал он, и его собственный голос показался ему чужим, хриплым. — У меня… у нас машина сломалась за городом. Мы не местные. Телефон сел. А сын… он совсем замерз. Нам бы только до утра где-то пересидеть. В тепле. Я заплачу. Утром я все решу и заплачу, сколько скажете.
Женщина перевела взгляд с его лица на закутанную в плед фигурку у него на плече. Из-под пледа виднелась светлая макушка Миши. Он снова всхлипнул. Взгляд женщины смягчился. Она видела не потенциального грабителя, а промокшего до нитки мужчину с больным ребенком. Ее материнский инстинкт перевесил страх.
— Подождите, — сказала она и закрыла дверь. Игорь услышал, как звякнула и снялась цепочка. Дверь снова открылась, на этот раз полностью. — Заходите быстрее, чего же вы стоите. Ребенка застудите.
Игорь шагнул через порог и оказался в маленькой, скромной прихожей. Из комнаты пахлo чем-то домашним — кажется, яблоками и корицей. Было очень тепло. Он осторожно опустил Мишу на пол. Мальчик стоял, пошатываясь от усталости, и смотрел на незнакомую тетю большими, испуганными глазами.
— Меня Оля зовут, — сказала женщина, присаживаясь перед Мишей на корточки. — А тебя как?
— Миша, — тихо ответил мальчик.
— Ну вот и познакомились, Миша. Не бойся. Сейчас мы тебя согреем. — Она посмотрела на Игоря. — Раздевайтесь. Я сейчас вам дам сухую одежду. Мужских вещей нет, но есть старый спортивный костюм, он мне большой, должен подойти. А для мальчика найдется что-нибудь от моей дочки.
Ольга скрылась в комнате и через минуту вернулась с одеждой. Игорь, неловко переодеваясь в тесной ванной, чувствовал себя совершенно разбитым. Он надел старые, растянутые тренировочные штаны и олимпийку. Одежда была ему тесновата, но она была сухой и теплой. Он посмотрел на себя в зеркало. Из зеркала на него смотрел измученный незнакомец с безумными глазами. Где тот лощеный бизнесмен, которым он был еще вчера? Его больше не было.
Когда он вышел, Миша уже сидел на кухне в смешной розовой пижаме и пил теплое молоко с печеньем. Ольга сидела рядом и тихо разговаривала с ним.
— …а потом принцесса нашла в лесу домик, в котором жили семь гномов, — услышал он обрывок фразы.
Миша смотрел на нее, уже не боясь, и жевал печенье. У Игоря защипало в глазах. Эта совершенно чужая женщина за десять минут сделала для его сына больше, чем он за весь этот безумный день.
— Садитесь, — Ольга кивнула ему на стул. — Я вам чай налила. Вы, наверное, голодны? Есть суп.
— Спасибо. Не нужно. Чая достаточно, — пробормотал Игорь, садясь за маленький кухонный стол. Он взял в руки горячую чашку, и его пальцы перестали дрожать. Он смотрел, как эта женщина заботится о его сыне, и чувствовал безмерную, иррациональную благодарность, смешанную с острым чувством стыда. Он — богатый и успешный — оказался беспомощным, а она — простая женщина из маленького городка — спасла их.
***
Кухня была маленькой и уютной. Старый холодильник тихо гудел в углу. На подоконнике стояли горшки с цветами. Миша, согревшись и наевшись, задремал прямо за столом, положив голову на сложенные ручки. Ольга осторожно взяла его на руки.
— Давайте я, — спохватился Игорь.
— Не нужно, он легкий. Я уложу его в комнате дочки, на диване.
Она отнесла Мишу в небольшую, чисто убранную комнату. На кровати под одеялом спала девочка лет шести, обнимая куклу. Ольга уложила Мишу на маленький диванчик, укрыла его пледом и поцеловала в лоб. Игорь стоял в дверях, не решаясь войти. В этой простой, наполненной детскими вещами комнате было столько тепла и жизни, сколько не было в его огромной, стерильной квартире.
Они вернулись на кухню. Ольга снова налила ему чаю.
— Спасибо вам, — снова сказал Игорь. — Я не знаю, как вас благодарить.
— Перестаньте, — она махнула рукой. — Любой бы на моем месте так поступил. У вас лицо было… как будто вы с войны вернулись. Что у вас случилось, если не секрет? Вы не очень похожи на человека, у которого просто забыл заправить машину.
Игорь молчал, глядя в свою чашку. Рассказать ей? Этой незнакомой женщине? А почему нет? Он был на самом дне, ему было уже все равно. Возможно, ему просто нужно было выговориться.
И он начал говорить. Сбивчиво, путано, перескакивая с одного на другое. Он рассказал о Лене, о том, как они любили друг друга. О страшной аварии. О пустоте, которая поселилась в его душе. О работе, в которую он сбежал. И о теще, о ее жестоких словах, об угрозах отобрать сына. Он говорил, и слезы, которые он сдерживал три месяца, сами потекли по его щекам. Он не стыдился их. Он просто рассказывал о своей боли, и впервые за долгое время ему казалось, что его кто-то слушает. По-настоящему слушает.
Ольга молчала, не перебивая. Она просто сидела напротив, подперев щеку рукой, и в ее глазах было столько сочувствия, что ему становилось не по себе. Когда он закончил, на кухне повисла тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов.
— Я думал, я сильный, — глухо произнес он. — Я думал, я все могу. А я… я сломался. И чуть не сломал жизнь собственному сыну.
— Вы не сломались, — тихо сказала Ольга. — Вы просто очень устали. И вам очень больно. А когда человеку больно, он совершает поступки, которые не совершил бы в обычной жизни.
Она встала, подошла к окну и посмотрела в ночную темноту.
— Знаете, почему я вас впустила? — спросила она, не оборачиваясь. — У меня есть дочка, Катюша. И бывший муж, который два года назад пытался ее у меня отобрать.
Игорь поднял на нее глаза.
— У него были деньги, — продолжила она ровным голосом, в котором слышались отголоски старой боли. — Не такие, как у вас, конечно, но для нашего города — большие. И связи. Он тоже кричал на суде, что я плохая мать. Что я мало зарабатываю. Что у меня старая квартира и я не могу дать ребенку «достойного будущего». Он нанял лучших адвокатов. Они поливали меня грязью, приводили каких-то лжесвидетелей… Я думала, я сойду с ума. Я почти год жила как в аду. Каждый день ждала, что придут и заберут у меня Катю. Я знаю, что такое отчаяние. Я знаю, каково это, когда ты готов на все, лишь бы твой ребенок был рядом.
Она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Поэтому, когда я увидела вас на пороге — промокшего, с перепуганным ребенком на руках, — я увидела не бандита. Я увидела себя. Два года назад. В тот день, когда мой бывший муж сказал, что подает в суд.
Игорь смотрел на нее, и ему казалось, что он видит ее впервые. Не просто добрую женщину, а человека, прошедшего через тот же ад, что и он. Их разделяла социальная пропасть, но их боль была одинаковой. Боль родителя, у которого пытаются отнять самое дорогое.
— Вы… Вы выиграли суд? — спросил он.
Ольга горько усмехнулась.
— Выиграла. С помощью одного честного адвоката, старичка, который взялся за мое дело почти бесплатно. И потому, что мой бывший в итоге нашел себе новую пассию, помоложе, и ему стало не до дочки. Но я до сих пор помню этот ужас. Он никуда не уходит.
Они сидели в тишине на маленькой кухне, двое незнакомых людей из разных миров, которых этой ночью связала одна общая беда. Игорь больше не чувствовал себя одиноким. Впервые за эти страшные месяцы он почувствовал, что его поняли. Не пожалели, а именно поняли. И эта простая человеческая эмпатия была целительнее любых денег и связей.
***
Игорь не помнил, как уснул. Он просто сидел на диване в гостиной, куда его отправила Ольга, и провалился в тяжелое, вязкое забытье. Он проснулся от непривычных звуков. Это был детский смех. Он сел, тряхнув головой. Солнечный свет пробивался сквозь шторы. За окном щебетали птицы. Дождь кончился.
Он вышел из комнаты и замер на пороге. В детской, залитой утренним солнцем, на ковре сидели Миша и незнакомая девочка с двумя смешными косичками — очевидно, Ольгина дочка Катя. Они строили башню из кубиков, и Миша смеялся так беззаботно и счастливо, как Игорь не слышал уже очень давно. Ольга стояла у плиты на кухне и что-то готовила, напевая себе под нос. Пахло блинчиками.
На одно короткое, иллюзорное мгновение Игорю показалось, что он попал в какую-то другую, нормальную жизнь. Жизнь, где есть утро, пахнущее едой, где смеются дети, где нет горя, боли и страха. Он почувствовал укол странной, почти забытой теплоты в груди. Может быть, все еще можно исправить? Может, он вернется, наймет лучших адвокатов, будет бороться…
Ольга обернулась и улыбнулась ему.
— Проснулись? Доброе утро. Садитесь, сейчас будем завтракать.
Игорь сел за стол, все еще находясь под впечатлением от этой умиротворяющей картины. Он чувствовал себя отдохнувшим. Впервые за много недель он спал несколько часов подряд без кошмаров.
— Спасибо, — сказал он, и в этот раз это слово прозвучало не как формальность, а как искренняя благодарность за этот островок покоя.
На кухне работал маленький телевизор. Шел утренний выпуск новостей. Диктор бодрым голосом рассказывал о погоде, о ситуации на дорогах. Игорь машинально прислушивался, отпивая горячий чай.
— А теперь к другим новостям, — произнес диктор. — В Москве разыскивается известный бизнесмен Игорь Воронцов, который накануне вечером похитил своего пятилетнего сына Михаила. По словам родственников, после трагической гибели супруги мужчина находится в нестабильном эмоциональном состоянии и может представлять опасность для ребенка.
Чашка выпала из рук Игоря и с грохотом разбилась об пол. Горячий чай ошпарил ноги, но он не почувствовал боли. Он смотрел на экран, где появилось его фото. Хорошее, студийное фото из какого-то прошлогоднего интервью. Улыбающийся, уверенный в себе человек. И подпись крупными буквами: «ВНИМАНИЕ, РОЗЫСК! ОПАСЕН!»
Ольга замерла с половником в руке. Она переводила взгляд с экрана на Игоря и обратно. Ее лицо стало белым как полотно.
— В настоящее время правоохранительные органы ведут поиск беглеца, — продолжал диктор. — Всех, кто располагает информацией о местонахождении Игоря и Михаила Воронцовых, просят немедленно сообщить в полицию. Мать погибшей супруги, Тамара Ивановна Белозерова, обратилась к зятю через наш канал.
На экране появилось заплаканное, но решительное лицо Тамары Ивановны. Она говорила в камеру, и каждое ее слово было ядом.
— Игорь, одумайся! Верни мне внука! Ты болен, ты не понимаешь, что творишь. Не делай хуже ни себе, ни ему. Прошу тебя, вернись, тебе помогут, тебя будут лечить…
Игорь слушал этот спектакль, и у него темнело в глазах. Все. Это конец. Она сделала это. Она выставила его сумасшедшим похитителем на всю страну. Теперь любой, кто его увидит, позвонит в полицию. Любая сердобольная старушка, любой бдительный гражданин. Он преступник.
— Это… это правда вы? — прошептала Ольга, глядя на него широко раскрытыми от ужаса глазами.
Игорь не мог говорить. Он только кивнул.
— Боже мой… — она прижала руки ко рту. — Бизнесмен… Игорь Воронцов… Так вот почему мне ваше лицо показалось знакомым… Я видела вас в каком-то журнале.
Она смотрела на него уже по-другому. Не с сочувствием, а со страхом. Страхом за себя, за свою дочь. Она приютила человека, которого ищет вся полиция страны. Она стала соучастницей.
В детской все еще раздавался смех. Миша и Катя не знали, какая буря разразилась в нескольких метрах от них.
Игорь поднялся. Руки и ноги его не слушались.
— Нам нужно уходить, — прохрипел он. — Немедленно. Простите, что втянул вас в это…
Он шагнул в сторону детской, чтобы забрать сына. И в этот самый момент в тишине квартиры раздался звук, от которого у них обоих остановилось сердце.
Громкий, властный, настойчивый стук в дверь.
***
Паника была мгновенной и всепоглощающей, как удар тока. Они замерли, глядя друг на друга. Игорь — с выражением загнанного зверя на лице, Ольга — с ужасом и растерянностью. Стук повторился, еще более требовательно и громко. Он отдавался в ушах, в висках, в бешено колотящемся сердце.
— Кто это? — прошептала Ольга, ее губы едва шевелились.
— Они, — глухо ответил Игорь. — Ее люди. Или полиция. Они меня нашли.
Он инстинктивно шагнул назад, к детской, словно пытаясь заслонить собой смех детей, который внезапно показался оглушительно громким в наступившей тишине. В его глазах плескалось отчаяние. Все кончено. Сейчас эту дверь выломают, его скрутят, а Мишу заберут. И он больше никогда его не увидит.
Стук раздался в третий раз, и к нему добавился низкий мужской голос:
— Хозяйка, откройте! Мы знаем, что вы там! Откройте, иначе будет хуже!
Это была не полиция. Голос был не официальным, а угрожающим. Это были люди Тамары Ивановны. Частная охрана, служба безопасности, кто угодно. Те, кто не станет церемониться.
Ольга вздрогнула и отступила от двери. Ее взгляд метнулся по комнате: на Игоря, на дверь в детскую, на телефон, лежащий на столе. Один звонок — и все закончится. Она будет в безопасности. Ее не обвинят в укрывательстве. Она просто испугалась и впустила незнакомца. Ее поймут. Это был самый логичный, самый правильный и самый безопасный выход.
Игорь видел эту борьбу в ее глазах. Он видел, как страх за себя и своего ребенка борется с сочувствием к нему. Он не винил ее. Он был готов к тому, что сейчас она бросится к телефону или откроет дверь и укажет на него пальцем. Он сам поставил ее в это чудовищное положение.
— Простите, — прошептал он, опуская голову. — Просто… скажите им, чтобы не напугали Мишу.
Но Ольга не двинулась с места. Она смотрела на него, и страх в ее глазах медленно угасал, уступая место чему-то другому. Упрямству. Решимости. Она вспомнила свой собственный ужас, свое бессилие. Вспомнила, как ее, одинокую женщину, пытался сломать и растоптать богатый и влиятельный бывший муж. И сейчас история повторялась, только на ее глазах. И она могла либо стать молчаливым соучастником этой травли, либо…
Она глубоко вздохнула, расправила плечи. Посмотрела Игорю прямо в глаза, и в ее взгляде он увидел не страх, а вызов.
— Зайдите в комнату к детям, — приказала она тихим, но твердым голосом. — И что бы ни случилось, не выходите и не издавайте ни звука. Сделайте вид, что вас здесь нет.
Игорь ошеломленно смотрел на нее.
— Ольга, не надо! Они…
— Я сказала, идите! — отрезала она. — Это моя квартира. Я сама разберусь.
Она подтолкнула его к двери в детскую. Он, подчиняясь ее внезапно появившейся силе, шагнул в комнату и тихо прикрыл за собой дверь, оставив маленькую щель.
Ольга еще раз глубоко вздохнула, провела рукой по волосам, придавая лицу одновременно испуганное и возмущенное выражение. Затем она подошла к двери.
— Кто там? — крикнула она дрожащим голосом. — Что вам нужно? Я сейчас полицию вызову!
— Откройте, женщина! — прогремел тот же голос. — Мы ищем одного человека. Он может быть у вас.
Ольга медленно, с преувеличенной осторожностью, открыла замок и приоткрыла дверь, не снимая цепочки. Игорь видел в щель двух мужчин в дорогих темных костюмах. Лица жесткие, не предвещающие ничего хорошего.
— Что вам нужно? Вы напугали моего ребенка! — возмущенно сказала Ольга.
Один из мужчин, тот, что был повыше, просунул в щель фотографию Игоря. Ту самую, из новостей.
— Вы видели этого человека? Он с маленьким мальчиком. Возможно, просил о помощи.
Ольга сделала вид, что внимательно всматривается в фото. Потом она подняла на мужчин испуганные глаза.
— Боже мой… так это его по телевизору утром показывали? Похититель? Нет, конечно, я его не видела! Если бы увидела, сразу бы в полицию позвонила! Вы что, думаете, я бы преступника в дом пустила, где у меня маленький ребенок?
Она сказала это с таким искренним возмущением, с такой убедительностью, что Игорь, знавший правду, на секунду сам ей поверил.
Мужчины переглянулись.
— А чего так долго не открывали? — подозрительно спросил второй.
— Я в ванной была! Выскочила, ничего не понимаю, какие-то мужики в дверь ломятся! Конечно, я испугалась!
Ее логика была безупречной. Одинокая женщина с ребенком. Услышала стук, испугалась. Все сходилось. Мужчины помолчали.
— Ладно, — сказал старший. — Извините за беспокойство. Если что-то увидите — вот номер, позвоните. Не в полицию, а сюда. Заплатят хорошо.
Он просунул в щель визитку. Ольга брезгливо взяла ее кончиками пальцев.
— Хорошо. До свидания.
Она захлопнула дверь и с грохотом закрыла все замки. Потом медленно сползла по двери на пол. Ее плечи мелко дрожали. Она сделала это. Она солгала, рискуя всем, чтобы защитить его. Чужого, по сути, человека.
Игорь вышел из комнаты. Он подошел и молча опустился перед ней на колени. Он хотел что-то сказать, но не находил слов. Он просто взял ее холодную руку в свои и крепко сжал.
***
Они сидели на полу в прихожей, не говоря ни слова. Тишина была оглушающей. За стеной снова раздался детский смех — Миша и Катя, к счастью, ничего не заметили. Эта короткая передышка стоила Ольге седых волос, а Игорю — окончательного понимания, что он на самом дне и единственный, кто протянул ему руку, — это вот эта хрупкая женщина, рискующая сейчас всем.
— Они вернутся, — наконец нарушил молчание Игорь. — Они обойдут всех соседей. Кто-то мог видеть, как я входил в подъезд.
— Значит, у нас мало времени, — Ольга поднялась. Страх в ее глазах сменился деловитой решимостью. — Нужно действовать. Прятаться бессмысленно. Нужно нападать.
— Нападать? Как? На кого? — Игорь смотрел на нее, не понимая.
— У меня остался номер адвоката, который вел мое дело. Анатолий Семенович. Он старенький, но у него железная хватка и ненависть ко всем, кто использует деньги и власть, чтобы давить на слабых. Он нам нужен.
Она нашла в старой записной книжке номер и набрала его со своего мобильного. Игорь слышал, как она быстро, но четко излагала ситуацию. «Анатолий Семенович, здравствуйте, это Ольга Платонова… У меня ситуация, очень похожая на мою, но еще хуже… Человека оклеветали на всю страну… Да, именно так… Ему нужна помощь. Срочно».
Старый адвокат согласился встретиться. Не в офисе, а в неприметном кафе на окраине города. План созрел мгновенно. Игорь не мог никуда пойти — его лицо было на всех экранах. Ольга должна была поехать одна.
— А вы будете сидеть здесь, тише воды, ниже травы. Я оставлю вам еды. Запритесь изнутри и никому не открывайте. Я вернусь через пару часов.
Она быстро собралась, поцеловала дочку и Мишу, строго-настрого приказав им не шуметь, и ушла. Игорь остался один в чужой квартире с двумя детьми. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным, его судьба теперь была в руках этой женщины и неизвестного ему старика-адвоката. Он играл с детьми в кубики, читал им сказки, а сам прислушивался к каждому шороху за дверью, ожидая нового стука.
Ольга вернулась через три часа, взволнованная, но с огоньком надежды в глазах.
— Анатолий Семенович берется за дело. Он сказал, что это классический случай злоупотребления влиянием. Ваша теща перегнула палку с этим шоу на телевидении. Это можно использовать против нее.
План адвоката был дерзким. Не прятаться, а явиться с повинной. Но не в местное отделение полиции, а сразу в Москву, в Следственный комитет, с адвокатом и главным свидетелем — Ольгой. Подать встречное заявление о клевете и психологическом давлении.
— Он сказал, что ваш главный козырь — это я, — сказала Ольга. — Я — непредвзятый свидетель. Я видела вас в состоянии аффекта, в отчаянии. Я видела, как вы заботились о сыне. Мои показания разрушат образ «опасного похитителя», который создала ваша теща.
Следующие сутки были похожи на шпионский фильм. Ночью знакомый Анатолия Семеновича на стареньких «Жигулях» вывез их из города. Игорь лежал на заднем сиденье, укрытый одеялом, рядом спал Миша. Ольга сидела впереди. Они ехали проселочными дорогами, объезжая посты ДПС.
А потом была битва. Не в суде, до него еще было далеко. Битва развернулась в кабинете следователя. Тамару Ивановну вызвали на очную ставку. Она ворвалась в кабинет, уверенная в своей победе, но, увидев рядом с Игорем Ольгу и седого, похожего на ястреба адвоката, осеклась.
Игорь, следуя инструкциям Анатолия Семеновича, говорил мало. Он спокойно и честно рассказал о ссоре, о своем отчаянии и о том, что не видел другого выхода. А потом начала говорить Ольга.
Она рассказывала о той ночи. О том, как промокший до нитки мужчина с больным ребенком на руках стучал в ее дверь. О том, как он плакал на ее кухне, рассказывая о своей любви к жене и сыну. О том, как он играл с детьми утром. Ее голос не дрожал. Она рисовала словами образ не монстра, а сломленного горем отца, доведенного до крайности.
— А вы, — она повернулась к Тамаре Ивановне, и в ее голосе зазвенел металл, — вы вместо того, чтобы поддержать зятя в его горе, решили его уничтожить. Вы выставили его на посмешище на всю страну. Вы думали о себе, о своей власти, о своем желании контролировать, но не о внуке. Ни на секунду.
Тамара Ивановна смотрела на нее с ненавистью, но ничего не могла возразить. Образ безутешной бабушки рушился на глазах. Следователь, опытный и циничный мужчина, слушал Ольгу очень внимательно. Он видел сотни семейных драм и умел отличать настоящую боль от театрального представления.
Дело о похищении развалилось, не дойдя до суда. Вместо этого было начато разбирательство по поводу опеки. И здесь показания Ольги снова стали решающими. Она была тем самым «голосом народа», незаинтересованным лицом, которое подтвердило: Игорь — любящий и адекватный отец.
…Прошло два месяца. Игорь стоял у окна в своей квартире. За окном падал первый снег. Он выиграл. Суд оставил Мишу с ним, назначив Тамаре Ивановне строгий график посещений под контролем психолога.
Дверь тихо открылась, и вошла Ольга. За эти два месяца она стала частью их жизни. Сначала она просто помогала, поддерживала, а потом… потом они оба поняли, что уже не могут друг без друга.
— О чем задумался? — она подошла и обняла его сзади.
— О той ночи, — ответил он, поворачиваясь к ней. — Когда я стучал в твою дверь. Ты спасла нас, Оля.
— Нет, — она улыбнулась и посмотрела ему в глаза. — Мы спасли друг друга.
Он притянул ее к себе и поцеловал. На кухне раздался смех Миши и Кати, которые строили из диванных подушек новый, общий дом. И в этот момент Игорь понял, что его старая жизнь разрушилась до основания не для того, чтобы он погиб под обломками, а для того, чтобы на этом месте построить что-то новое. Настоящее. Выстраданное и оттого — бесценное.
