– Маринка, мы сдал и твою квартиру, не волнуйся, всё ради тебя делаем! –заявил муж, пока я отдыхала в санатории.
Месяц назад у свекрови, Тамары Петровны, сломался телевизор. По крайней мере, так она сказала моему мужу Андрею по телефону, рыдая в трубку.
– Марин, там у мамы телевизор накрылся… – начал он, избегая моего взгляда. – Надо бы помочь. Она одна, ей и поговорить-то не с кем, хоть новости посмотрит.
Я на секунду задержала дыхание, деньги отложенные на новые зимние ботинки… Но я молча кивнула и достала из шкатулки заначку. Семья же, куда деваться.
Через неделю заехала к ней после работы, отвезти лекарств в комнате, на новенькой тумбе, сияла огромная плазменная панель.
– Сыночек подарил! – похвасталась Тамара Петровна соседке, которая зашла на чай. – Он у меня такой заботливый! Не то что некоторые, копейки для матери жалеют.
Она сказала это, глядя прямо на меня, я смотрела на этот огромный экран, на который ушли мои ботинки. Руки сами собой сжались в кулаки в карманах пальто.
Поэтому, когда профсоюз на заводе выделил мне горящую путёвку в санаторий, я вцепилась в неё, как утопающий за соломинку. Две недели в Тверской области: хвойный воздух, радоновые ванны, тишина.
– Ты ж хоть отдохни наконец, – сказала соседка перед отъездом. – А то работаешь, как ломовая. Муж пусть поживёт без тебя, проверка на вшивость.
Я тогда только усмехнулась.
В день отъезда они устроили мне проводы.
– Ох, Мариночка, как же ты поедешь… – вздыхала свекровь. – Андрюшенька ведь без тебя пропадёт, он же у меня такой неприспособленный…
– Мам, ну что ты! – храбрился Андрей. – Мужик, справится! Правда, картошку твою есть будем, а не Маринины эти… диетические супчики.
Они стояли, обнявшись, идеальная пара – заботливая мать и любящий сын.
Две недели пролетели как сон. Лес, запах хвои, свежие простыни, сон без будильника. Я помолодела лицом, даже щёки порозовели. За день до возвращения набрала на городской номер, в трубке раздалось чужое:
– Алло?
Мужской голос, грубый, незнакомый.
– Простите, – сказала я. – Я, кажется, не туда попала.
Повесила трубку, нахмурилась. Вечером перезвонила мужу.
– Ирка… тьфу ты, Марина, – сбивчиво начал он. – Ты только не нервничай…
И тут же, выпалил, как будто боялся, что я его перебью:
– Ну а что ты хотела? Ты уехала отдыхать, а у нас проблемы! Маме срочно операция понадобилась, надо было думать о семье, а не о себе! Мы решили: сдадим твою квартиру на полгода вперёд, деньги сразу. А сами пока к маме переедем, у неё места хватает…
Я слушала его и мир вокруг сужался до этого голоса в трубке, полного лжи и трусости.
Сразу после этого позвонила свекрови. Тамара Петровна ответила сладким, сочувствующим голосом.
– Мариночка, ты не волнуйся! Мы тут все для тебя делаем, деньги в семью!
Это лицемерие, эта наглая, неприкрытая ложь стала для меня последней каплей. Я повесила трубку..
«В моей квартире посторонние, без договора, кто они такие не знаю! Cказала я участковому и привела в действие свой план»
Домой я не поехала, какой смысл? Ссошла с электрички на одну станцию раньше и пошла к подруге. Выложила ей всё, как на духу. Она слушала, ахала, а потом решительно плеснула коньяку.
– Так, – сказала она. – Плакать будем потом, сейчас надо действовать. У тебя же Сидоров в соседнем подъезде живёт, участковый? Ты ему когда-то с бумагами на приватизацию помогала. Долг, как говорится, платежом красен.
На следующий день я сидела в его маленьком, прокуренном кабинете. Участковый Сидоров, хмурый мужчина с усталыми глазами, слушал меня, не перебивая.
– Значит, так, – сказала я, закончив рассказ. – В моей квартире посторонние без договора и регистрации. Кто они такие не знаю, боюсь за имущество.
Он кивнул, и желваки на его скулах напряглись.
– Понял, самоуправство чистой воды, а если они ещё и без регистрации, так вообще весело будет. Адрес какой?
Я взяла ручку, писала и слова ложились на бумагу ровно.
Следующим шагом была баба Зина, старшая по подъезду. Гроза всех нарушителей порядка, вечно в халате и с папкой жалоб под мышкой. Я подкараулила её у почтовых ящиков.
– Зинаида Петровна, здравствуйте, помощь ваша нужна, – начала я.
Её глаза тут же загорелись любопытством.
– У меня в квартире люди поселились… Муж сдал, пока я в отъезде была, а мне не сказал. Я их боюсь. Говорят, из Средней Азии. Шумят, наверное? А вдруг у них регистрации нет? Вы же у нас за порядок отвечаете… Я в полицию уже сообщила, но вы же понимаете, как они работают.
Специально соврала про «узбеков». Это была грязная игра, но они первыми начали.
– Так… – протянула баба Зина, и её лицо выпрямилось, а глаза хищно блеснули. – То-то я смотрю, лица незнакомые и музыка у них какая-то… не наша! Ну, ничего, мы им устроим общественный контроль!
Сидоров являлся к жильцам в семь утра, когда они спали.
– Паспорт покажите. Регистрация? Ага, нету.
Баба Зина и её боевой отряд – две такие же активные соседки с третьего этажа – устроили дежурство у двери. Они останавливали жильцов на лестнице:
– А вы кто? К кому? С чемоданом-то куда?
Во дворе уже вовсю судачили: «Маринкину-то квартиру гастарбайтерам сдали! Мать Андрюхина, видать, на деньги подсела, совсем совесть потеряла»
«Подпишите расписку на сто пятьдесят тысяч, или я иду к участковому! Cказала я свекрови»
На третий день жильцы не выдержали. Вечером они припёрлись к Андрею в квартиру его матери. Я знала, что они придут, баба Зина позвонила и доложила обстановку. Он позвонил через час, голос был жалкий, а за ним, на фоне, я слышала крики.
– Всё, мы съезжаем! – орал в трубку мужик, видимо, выхватив у Андрея телефон. – Забирай свои ключи и деньги гони! С нас хватит вашего цирка!
– Ваша полиция приходит, когда ей вздумается! – поддакнула ему жена. – А сумасшедшие бабки под дверью караулят!
Андрей что-то лепетал в ответ:
– Завтра в десять утра деньги на бочку, или мы сами идём к твоему Сидорову и пишем заяву, за мошенничество.
В трубке запикали гудки.
На следующий день муж позвонил сам
– Они съехали. Деньги я им вернул.
– Где взял? – спросила я.
– Мамины… украшения заложил и свой ноутбук.
– Понятно, – сказала я. – Значит, теперь вы должны не только мне, но и ломбарду. Завтра в пять, в сквере у ДК. Будем решать, как вы будете жить дальше.
Повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Они пришли первыми, сидели на самом краю лавки, съёжившись, не глядя друг на друга. Мать теребила ручку сумки, Андрей смотрел себе под ноги. Тамара Петровна что-то бубнила:
– Всё из-за тебя! Я ж говорила, авантюра это! Не связывайся с этой квартирой…
Я подошла спокойно, села напротив в руках у меня была папка.
– Значит так, я могу забрать заявление у Сидорова, но при одном условии.
Достала из папки два листа.
– Вот заявление на развод, – положила его перед Андреем. – Ты его подпишешь. И Тамара Петровна должна полностью со мной рассчитаться.
Свекровь дёрнулась.
– Чем это ещё я с тобой рассчитываться должна?!
Я вынула второй документ.
– Расписка на сумму, которую вы получили от жильцов. Сто пятьдесят тысяч рублей, здесь написано, что вы, Тамара Петровна, должны вернуть мне эту сумму, частями. Из своей пенсии, хоть по пять тысяч в месяц. Подпишите и я забираю заявление.
Она ахнула и прижала руку к груди.
– Да ты с ума сошла! Грабёж!
– Нет, – посмотрела прямо ей в глаза. – Это вы с ума сошли. Сдать чужую квартиру и потратить деньги, купить на них шубу, – я знала про шубу, баба Зина рассказала. Думали, я буду плакать и оставлю все так? Нет, теперь будете отдавать.
Андрей молчал, опустив голову.
– Подписывайте, – сказала я. – Или я прямо сейчас иду к Сидорову, и он приобщает к делу информацию о мошенничестве с деньгами жильцов, выбирайте.
Руки у Тамары Петровны дрожали, когда она выводила свою фамилию на бумаге. Андрей подписал заявление, не глядя.
Я забрала документы, сложила их в папку.
– Вот и всё, – сказала я, поднимаясь. – Жду первого платежа пятого числа.
Развернулась и пошла, не оглядываясь.
«Я думал, ее надо спасать, а она, оказывается, сама кого хочешь подставит, сказал муж»
Через неделю, когда запах чужих духов окончательно выветрился, а пол был отмыт до блеска, в моей квартире снова стало тихо. Я стояла посреди комнаты и просто дышала, на кухне пахло свежим хлебом, сама его испекла, впервые за долгое время.
Андрей приехал вечером, с одним пакетом, в котором лежала его зубная щётка и пара сменных футболок.
– Марин… – начал он, стоя на пороге, как будто не решаясь войти. – Я понимаю, что натворил. Я прошу разрешения… пожить пока на диване. Пока не найду себе комнату.
Я молча кивнула.
Утром уходил на работу, вечером возвращался. Сам, без напоминаний вынес мусор, в субботу я услышала, как он возится в ванной, починил капающий кран, который я просила починить полгода.
Первый платёж от свекрови пришел пятого числа, ровно пять тысяч.
В тот вечер Андрей сел рядом со мной на кухне.
– Я идиот, Марин, – сказал он тихо, глядя в свою чашку. – Всю жизнь думал, что её спасать надо, а она… она, оказывается, сама кого хочешь подставит и меня первого. Прости, что я тебя под это подставил.
– Понял, и то хорошо, – сказала я. – И что теперь, Андрей?
– Я съеду на следующей неделе, – поднял на меня глаза. – Нашёл комнату, недорого. Буду работать, отдавать долги. Маме, ломбарду, тебе…
– Мне не надо, – перебила я. – Пусть она платит, это ей урок.
Через месяц я сидела за столом и смотрела на ключи от своей квартиры, лежащие передо мной.
– Моя квартира, никому ее не отдам.
И улыбнулась впервые за долгое, долгое время.
