— И это что сейчас было? — Галина стояла в дверях гостиной, уперев руки в бока, и смотрела на свекровь, которая с видом инспектора ГАИ после премии размахивала рулеткой.
— А что такого? — спокойно, даже с лёгкой снисходительностью ответила Екатерина Ивановна, аккуратно наматывая рулетку обратно. — Я просто измеряла комнату. Чисто ради интереса. У вас тут просторно, аж дух захватывает.
— Ради интереса? — Галина чуть прищурилась. — Обычно люди интересуются курсом доллара или новой пенсией, а не метражом чужой квартиры.
— Ну, чужой — это громко сказано, — вмешался Андрей, брат Михаила. Он сидел на диване и жевал яблоко так, будто именно он оплатил всю эту квартиру своими ипотечными страданиями. — Семья же. Мы же родные люди.
— Вот как? — Галина улыбнулась, но улыбка получилась холодной, как февральский асфальт. — Родные люди обычно приносят пирог, а не рулетку.
Михаил, муж Галины, сидел рядом и делал вид, что увлечённо листает новости в телефоне. Этот его трюк Галина знала наизусть: «Я нейтрал, я вне политики». Но вот проблема — квартира была её, не его. Наследство от родителей, оформленное задолго до брака.
— Галя, не начинай, — пробормотал он, не поднимая глаз.
— А я и не начинала, — парировала она мгновенно. — Я только продолжаю.
Екатерина Ивановна сложила руки на груди, как учительница в классе, и произнесла свою коронную реплику:
— Вы же понимаете, что молодая семья — это святое. А вы тут вдвоём расселились, как короли. Михаилу одной комнаты достаточно, а Андрею с ребёнком тесно. Где справедливость?
— Вот только не начинайте про справедливость, — голос Галины стал твёрдым. — Квартира — моя. По документам, по закону, по здравому смыслу.
— По закону, может, и так, — отмахнулась свекровь, — а по совести? Семья должна помогать семье.
— Семья должна помогать семье? — Галина усмехнулась. — Ага, конечно. Только вот совесть у вас с рулеткой ходит, а не с пирогом.
Андрей откинулся на спинку дивана и протянул с нарочитой наглостью:
— Слушай, Галь, ну чего ты упираешься? Всё равно же вместе жить будем. Просто перегородку поставим, и всё.
— Перегородку? — Галина рассмеялась. — То есть вы хотите превратить мою квартиру в коммуналку и устроить тут сериал «Санта-Барбара», только без океана?
Михаил поднял глаза от телефона, будто только что понял, что разговор дошёл до точки кипения:
— Давайте не будем ругаться…
— Ты сидел молча, пока твоя мама измеряла мою квартиру рулеткой, — резко повернулась к нему Галина. — И теперь говоришь: «давайте не будем». Может, ты вообще скажешь, на чьей ты стороне?
— На стороне разума, — промямлил он.
— Разума? — Галина скривилась. — Ага, твой разум всегда у мамы на хранении.
Екатерина Ивановна всплеснула руками:
— Господи, какая ты неблагодарная! Мы же о тебе заботимся! А ты нас воры и захватчики выставляешь.
— Я вас выставляю? — голос Галины задрожал, но не от слабости, а от злости. — Да вы сами себя выставляете. Рулеткой и яблоком.
Андрей закатил глаза:
— Ну да, всё вокруг твоё, все тебе должны. Прямо хозяйка медной горы.
— Лучше хозяйка медной горы, чем нищая совести, — отрезала она.
Воздух в комнате стал густым, будто его можно было резать ножом. Михаил снова уткнулся в телефон, Екатерина Ивановна демонстративно вздохнула, Андрей доел яблоко и швырнул огрызок в мусорное ведро — мимо.
Галина смотрела на них и понимала: это не просто «намёки». Это атака. Ползучая, наглая, но очень реальная. Её квартира стала ареной семейного шантажа.
И вот теперь вопрос: выдержу ли я или позволю превратить свою жизнь в коммунальный ад?
— Слушай, Галя, — Андрей поднялся с дивана, поправил спортивные штаны и встал напротив. — Ты сама подумай: ты одна, у тебя детей нет. Зачем тебе такая огромная квартира? А у нас ребёнок. Маленький. Ты что, не понимаешь, что мы мучаемся в своей однушке?
— Мучаетесь? — Галина приподняла брови. — А ничего, что я тоже когда-то жила в однушке, и не ныла? И вообще, мучаетесь — берите ипотеку.
— Ты злая, — сказал он, не моргнув. — Холодная. Вот поэтому у тебя и нет детей.
— Андрей! — рявкнула Галина, голос её сорвался. — Ещё одно слово — и вылетишь отсюда вместе с рулеткой и яблоками!
Михаил вскочил, будто током ударило:
— Да перестаньте! Мы же семья!
— Семья? — Галина повернулась к нему. — Ты называешь это семьёй? Когда твоя мать приходит с рулеткой в мою квартиру и твой брат мне хамит? Ты вообще в курсе, что это моё жильё, а не ваше общее?
Михаил замялся, виновато потупил глаза.
— Ну… да. Но… это же можно как-то решить.
— Решить? — Галина рассмеялась. — Ты хочешь «решить» так, чтобы всем было удобно, кроме меня.
Екатерина Ивановна встала с кресла, посмотрела на сына и резко заявила:
— Мишенька, я не понимаю, почему твоя жена так себя ведёт. Она должна быть благодарна, что мы её приняли в семью, а она нам хамит.
— Благодарна? — Галина шагнула вперёд, глаза её блестели. — За что я должна быть вам благодарна? За то, что вы приехали мерить мою квартиру? Или за то, что ваш сын сидит и молчит, пока меня оскорбляют?
Тишина. Только где-то за стеной плакал чужой ребёнок. И это прозвучало, как издевательство: вот он, довод, которым они будут меня давить — «подумай о ребёнке».
И действительно, свекровь не подвела:
— Подумай о малыше, Галя. Ты же женщина, у тебя сердце должно быть мягче. Разве тебе трудно пожертвовать половиной квартиры ради ребёнка?
— Не мой ребёнок, — тихо, но очень твёрдо сказала она. — И не моя проблема.
Андрей громко фыркнул, Михаил попытался схватить Галину за руку, но она резко отдёрнула.
— Вы что, совсем решили, что я дура? — Галина шагнула к двери. — Всё, цирк окончен. Собрали вещи — и на выход.
— Мы ещё поговорим, — процедила Екатерина Ивановна. — Ты ещё пожалеешь о своём тоне.
— Я пожалею только о том, что слишком долго молчала, — ответила Галина и распахнула дверь.
Они вышли с видом победителей, будто оставили в квартире не унижение, а залог «будущей справедливости».
Михаил задержался, растерянно глядя на жену.
— Галь… ну ты зря так.
— Зря? — она посмотрела ему прямо в глаза. — Зря я не выгнала вас раньше.
Он опустил голову.
Галина осталась одна в тишине. И впервые за долгое время почувствовала, что эта квартира — действительно её крепость. Только вот защищать её придётся не от чужих, а от «родных».
Телефон зазвонил в воскресенье утром, когда Галина только наливала себе кофе. Звонок был от Андрея. Имя на экране мигало, как сигнал тревоги. Она посмотрела пару секунд, вздохнула и всё же взяла трубку.
— Ну? — сухо бросила она, не желая даже приветствий.
— Галя, привет, — голос у Андрея был нарочито дружелюбный, но сквозь улыбку слышалась сталь. — Слушай, мы с мамой посоветовались. Решили так: делим твою квартиру пополам.
Галина чуть не пролила кофе.
— Что-что? — её голос сорвался на смех. — Ты сейчас серьёзно?
— Абсолютно, — не моргнув, ответил Андрей. — Мы же семья. Надо по-честному.
— Ага, — она хмыкнула. — По-честному это значит — забрать половину того, что не твоё?
— Не начинай, — перебил он. — Я тебе говорю: мы решили. Нам с Анной и ребёнком тесно, а у тебя тут метры гуляют. Ты должна понимать.
— Я должна? — Галина ощутила, как злость поднимается волной. — Андрей, ты вообще в курсе, что эта квартира — моя? По закону. Моя. Ты с мамой можете решать только в своей двушке.
— Закон — это одно, — с нажимом произнёс он. — А справедливость — другое.
— Да чтоб тебе! — она не сдержалась и рассмеялась громко, почти истерично. — Ты сейчас мне лекции читаешь про справедливость? Ты, который живёт на маминых деньгах и вечно ноет про ипотеку?
— Галь, — его голос стал жёстким, — я не хочу ругаться. Но пойми: если ты не уступишь, будет хуже.
— Угрожаешь? — холодно спросила она.
— Я предупреждаю, — он сказал это с той наглостью, от которой у неё внутри всё сжалось. — Мы всё равно своё возьмём.
Галина не выдержала и отключила звонок. Кофе остыл, но руки всё ещё дрожали.
Она обошла квартиру, прошлась по комнатам. Каждая стена, каждая полка — напоминание о родителях. Здесь пахло их жизнью, их любовью. И теперь эти «родные люди» хотели превратить её в коммуналку с перегородками.
Нет. Этого не будет. Никогда.
Вечером, когда Михаил пришёл с работы, она сразу встретила его в прихожей.
— Мы должны поговорить, — сказала Галина, перекрестив руки на груди.
Он снял куртку, посмотрел устало, как будто весь день таскал на себе мешки с цементом, а не сидел в офисе.
— Опять? — выдохнул он. — Галь, может, отложим? Я устал.
— Отложим? — она почти сорвалась. — Знаешь, кто мне сегодня звонил? Твой брат.
Михаил напрягся.
— И что?
— «Мы решили», — передразнила она его. — Они решили разделить мою квартиру пополам. Твою мать и твоего брата, видимо, назначили судьями вселенной.
— Может, ты неправильно поняла? — он попытался уйти от прямого ответа.
— Неправильно? — Галина шагнула ближе, её глаза сверкали. — Ты хочешь, я включу запись? Потому что я записала этот разговор.
Он замер.
— Зачем ты это сделала?
— Чтобы не было вот этих «неправильно поняла».
Михаил потер лицо руками.
— Галя, они просто хотят, чтобы было честно.
— Честно?! — её голос стал резким, как удар стекла о плитку. — Честно — это когда уважают чужой труд и чужую собственность. А у тебя «честно» — это под мамину дудку плясать!
— Не надо, — он попытался остановить её, но она только разозлилась ещё сильнее.
— Я должна, значит, пожертвовать половиной квартиры ради твоего брата, а ты что? Ты хоть раз меня защитил? Хоть раз сказал своей маме «нет»?
Михаил молчал.
— Вот именно, — выдохнула она. — Никогда.
Он сел на диван, ссутулившись, и тихо сказал:
— Пойми, у них ребёнок.
— У них ребёнок, — повторила она, словно пробуя эти слова на вкус. — А у меня что? У меня нет права жить спокойно, без рулетки и угроз?
Он посмотрел на неё снизу вверх, как школьник на учительницу:
— Я между двух огней.
— Нет, Миша, — Галина резко отрезала. — Ты просто трус.
В этот момент её телефон снова зазвонил. На экране снова Андрей. Она подняла трубку и включила громкую связь.
— Ну что, Галя? — послышался наглый голос. — Мы подумали, может, ты всё-таки по-хорошему согласишься? Зачем нам до суда доводить?
— До суда? — Галина прищурилась. — Отлично. Давайте до суда. Там вам и расскажут, что наследство до брака — это не совместно нажитое имущество.
— Ты же не будешь с нами воевать, — вмешалась Екатерина Ивановна, видимо сидевшая рядом с сыном. — Мы же родные люди!
— Родные люди? — Галина усмехнулась. — Родные люди не приходят с рулеткой в квартиру и не шантажируют «подумай о ребёнке».
— Тебе смешно? — вскипел Андрей. — Мы из-за тебя живём в тесноте!
— Из-за меня? — её голос сорвался на крик. — Нет, милый. Вы живёте в тесноте, потому что вместо того, чтобы работать, вы надеетесь, что кто-то вам что-то подгонит.
— Ты эгоистка! — выкрикнула свекровь. — Ты думаешь только о себе!
— Да, — твёрдо сказала Галина. — О себе и о своём доме. Потому что если я не подумаю о себе, то вы точно не подумаете.
Она отключила звонок.
В комнате повисла тишина. Михаил сидел, опустив голову, а Галина стояла у окна, тяжело дыша.
— Ты понимаешь, что ты делаешь? — наконец спросил он.
— Да, — ответила она. — Я защищаю себя.
Он хотел что-то сказать, но не решился.
А Галина вдруг ощутила, что в её голосе впервые за долгое время нет ни сомнения, ни страха. Только твёрдость.
Хватит. Дальше они меня не сломают.
С того дня тишина в квартире стала для Галины странным союзником. Телефон продолжал звенеть — то Андрей, то свекровь, то Михаил, который не решался вернуться домой. Но она научилась не реагировать: звонки сбрасывались автоматически. Она даже купила себе новые наушники — чтобы слушать музыку и не слышать «мы же семья».
Однако вечером пятницы Михаил всё же пришёл. Не с рулеткой, конечно, но с виноватым лицом, как подросток после двойки.
— Галь, нам надо поговорить, — сказал он, снимая куртку и топчась у порога.
— Проходи, — холодно ответила она, садясь в кресло.
Он прошёл на кухню, уселся напротив, сложил руки на столе. Выглядел он неуверенно, словно сам не знал, что собирается сказать.
— Я подумал… Может, ты действительно перегибаешь? — он поднял глаза. — Ну нельзя же так категорично.
— Категорично? — Галина усмехнулась. — Миша, твоя мать и брат требуют половину моей квартиры. А ты называешь мою реакцию «категоричной»?
— Ну… они ведь по-своему правы. У них ребёнок, им тяжело.
— Им тяжело? — голос её стал ледяным. — А мне легко, да? Жить под постоянным давлением, слушать, как меня оскорбляют, и при этом делиться наследством родителей?
Он замолчал.
— Ты хотя бы понимаешь, — продолжила Галина, — что твоя мама и твой брат не имеют ни малейшего права на эту квартиру? Ни по закону, ни по совести.
— Но если ты не уступишь, будет скандал… — промямлил он.
— Скандал уже есть, — резко оборвала она. — И знаешь, что самое мерзкое? Ты не на моей стороне.
Он опустил голову.
— Я не хочу выбирать.
— А я хочу, чтобы рядом со мной был муж, а не мальчик, который прячется за мамину юбку, — сказала она тихо, но жёстко. — Я устала.
Он попытался взять её за руку, но она отдёрнула.
— Галь… ну мы же вместе столько лет…
— И что? — в её голосе прозвучала усталость. — Эти годы ничего не стоят, если в трудный момент ты меня не защищаешь.
Он замолчал. Потом поднялся, медленно подошёл к двери.
— Ты серьёзно? — спросил он почти шёпотом.
— Да, — ответила она. — Завтра я подаю на развод.
Михаил замер, потом вышел, не хлопнув дверью.
Галина осталась одна. И впервые не испугалась этого одиночества. Наоборот — почувствовала облегчение.
Через неделю в суде она стояла уверенно. Судья смотрел на документы, на свидетельство о наследстве, и всё было предельно ясно. Квартира её, и точка. Ни Михаил, ни его семья не могли претендовать на неё.
Екатерина Ивановна пыталась давить слезами:
— Но как же ребёнок? Разве это справедливо?
Судья поднял глаза и сухо произнёс:
— Закон в стороне ребёнка. Но к вашей невестке это не имеет отношения.
Андрей сжал губы, Михаил сидел бледный и растерянный. Галина смотрела на них и вдруг поняла: в этой битве она уже победила.
После суда жизнь вошла в новое русло. Первые дни были странными: тихая квартира, пустой шкаф, свободный диван. Но Галина не грустила. Она переставила мебель, вымыла окна и почувствовала: теперь это её пространство, только её.
И именно в этот период в её жизнь вошёл Дмитрий. Совсем не с рулеткой, а с улыбкой и уверенным взглядом. Они познакомились случайно — у нотариуса, где он оформлял документы для своего бизнеса. Разговорились, потом встретились ещё раз.
— Так это та самая квартира, из-за которой у тебя была война? — спросил он, проходя внутрь, когда впервые зашёл к ней в гости.
— Она самая, — усмехнулась Галина.
— Ну что ж, крепость. — Дмитрий огляделся. — Но главное — что теперь у неё нормальная хозяйка.
— Спасибо, — улыбнулась она, впервые за долгое время искренне.
И вот тогда Галина поняла: она не просто отстояла квадратные метры. Она отстояла себя.
Вечером, сидя на балконе с бокалом вина, она написала короткое сообщение Михаилу:
«Не звони. У нас всё окончено. Я счастлива, что наконец-то поставила точку».
Отправила — и почувствовала лёгкость.
Никаких больше рулеток, никаких «подумай о ребёнке», никаких «мы решили».
Только она, её квартира и новая жизнь.
И это была победа.
