С грохотом брошенная на пол папка с документами заставила Екатерину поднять глаза. Бумаги веером разлетелись по идеальному паркету.
Вадим стоял в дверях кабинета, тяжело дыша. Его лицо было багровым.
— Я тебе сколько раз говорил — сиди дома! Не лезь в дела!
Он с ненавистью посмотрел на бумаги, которые Катя читала. Аналитика по слиянию, которую он проваливал уже третий месяц.
Екатерина медленно закрыла ноутбук. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Она привыкла к этим вспышкам.
Привыкла гасить их своим спокойствием, как пламя — песком. Это было частью их негласного договора, ценой за видимость семьи, которую она так отчаянно пыталась сохранить.
Она молча смотрела на мужа, который строил карьеру в ее собственной компании. В компании, которую она унаследовала от отца и которой управляла через сложную систему трастовых фондов.
Формально всем заправлял швейцарский совет директоров. Никто, кроме старого друга отца, Сергея Петровича, не знал, что за безликой подписью «Представитель Бенефициара» стоит его дочь.
— Устал? — спросила она ровно.
Этот вопрос взбесил его еще больше.
— Не твоего ума это дело, Катя. Просто… не лезь. Ты ничего в этом не понимаешь.
Он прошел вглубь комнаты, пнув по пути один из разлетевшихся листов.
Он не понимал, что разговаривает со своим боссом. С тем самым анонимным владельцем, которого за глаза называл «акулой» и «бездушной машиной».
Через пару дней в их гостиной, обставленной в стиле выверенного минимализма, появился монстр. Огромное, кричаще-золотое кресло с обивкой из искусственного леопарда.
— Что это? — единственное, что спросила Катя.
— Мой трон, — ухмыльнулся Вадим, разваливаясь в нем. — Имею право. Устал от твоего этого… больничного стиля.
Кресло стояло прямо напротив панорамного окна, загораживая вид на город, который Катя так любила. Оно было как визуальный крик в их упорядоченном пространстве. Как насмешка.
Вечером он снова завел разговор о работе. О совете директоров, который должен был состояться через неделю.
— Этот владелец снова мутит воду. Требует невозможного. Но я его сделаю. Я подготовил такую презентацию — все ахнут.
Екатерина кивнула, продолжая что-то править в своем телефоне. Она знала его презентацию. Она видела ее черновик, который ей переслал глава совета директоров. Презентация была не просто катастрофой — это был акт корпоративного самоубийства. Блестящий, дерзкий, но абсолютно безрассудный план.
Вадим заметил на ее столе старую перьевую ручку в строгом футляре. Ее единственный личный предмет в этом кабинете. Подарок отца.
— Все играешься? — он брезгливо взял ручку. — Как ребенок. Взрослые люди пользуются нормальными вещами.
Он неловко повертел ее в пальцах, и на белоснежную столешницу упала жирная клякса чернил. Как уродливый шрам.
— Вот видишь. Бесполезная вещь.
Катя молча взяла салфетку, промокнула чернила. А потом забрала у него ручку.
— Не трогай, пожалуйста, — в ее голосе не было эмоций. Только сухая, предельно четкая просьба.
Он фыркнул, но подчинился. Он не знал, что именно этой «бесполезной вещью» через несколько дней будет подписан приказ о его увольнении.
Леопардовое кресло пустило корни. Оно обросло вещами Вадима: небрежно брошенным пиджаком, забытой чашкой, какими-то журналами. Оно превратилось в памятник его присутствия, в уродливый алтарь его эго посреди ее выверенного мира.
Екатерина попыталась поговорить. Спокойно, без упреков, как она всегда решала проблемы.
— Вадим, давай найдем для кресла другое место. Оно совершенно не вписывается в гостиную.
Он оторвался от телефона, даже не взглянув на нее.
— Мне здесь удобно. Конец разговора.
— Дело не в удобстве. Оно загораживает свет. Нарушает всю гармонию. Мы же вместе утверждали дизайн-проект.
Он хмыкнул, подняв на нее тяжелый взгляд.
— Проект утверждал я, а ты соглашалась. Как и всегда. Я зарабатываю деньги, Катя, и имею право на одно кресло в этом доме. Или ты хочешь обсудить, сколько стоит твое содержание?
Ее рациональные аргументы разбились о стену. Он перевел все в плоскость денег и власти, в которой, как он считал, был абсолютным королем.
За день до совета директоров он репетировал свою речь. Стоя перед огромным телевизором, он жестикулировал и вещал, периодически опускаясь на свой «трон».
— Ключевой момент — агрессивное поглощение «ИнТех». Никаких переговоров. Блицкриг! Владелец — старик, он привык к мягкой игре, но я покажу ему, что такое настоящий бизнес.
Екатерина смотрела на него из своего кабинета. «ИнТех» был не просто конкурентом. У них была уникальная технология, которую ее компания год пыталась получить через партнерство.
Враждебное поглощение не просто сорвало бы сделку — оно похоронило бы ее под тонной судебных исков и репутационных потерь.
Она решила сделать последнюю попытку.
— Я читала, у «ИнТех» очень сильные юристы. Может, стоит еще раз просчитать риски?
Вадим остановился и медленно повернулся к ней. На его лице было выражение снисходительной жалости.
— Катенька. Ну откуда ты можешь про это читать? В своих журналах про моду? Просто позаботься, чтобы к завтрашнему дню мой лучший костюм был отглажен. Это будет твой вклад в нашу общую победу.
Он отвернулся, не заметив, как застыло ее лицо. Это было не просто пренебрежение. Это было полное, абсолютное обнуление ее как личности.
Вечером он не мог найти ключи от машины. Он раздраженно рылся в ящиках стола в ее кабинете, когда его рука наткнулась на что-то твердое.
Он вытащил небольшую рамку с фотографией. На ней была молодая Катя и ее отец. Они стояли на фоне их первого, еще строящегося завода.
— О, вот и твой папаша, — бросил он через плечо. — Он бы мной гордился. Я ведь вывел его заводик на новый уровень.
Он небрежно бросил рамку на стол. Лицом вниз.
И в этот момент Екатерина поняла, что все кончено. Он посягнул на единственное, что было для нее святым. Не на ее пространство, не на ее ум. На ее память.
Она дождалась, когда он уедет. Молча подошла к столу, подняла фотографию. Посмотрела на улыбающегося отца.
А потом взяла телефон и набрала номер, который знала наизусть.
— Сергей Петрович, добрый вечер. Да, это я. Извините за поздний звонок. У меня есть некоторые корректировки к повестке завтрашнего совета директоров.
Да, они касаются кадровых вопросов в высшем руководстве. И еще… пожалуйста, подготовьте полный юридический пакет документов на Вадима Игоревича Сокольского. Абсолютно все.
Утром Вадим был в превосходном настроении. Он насвистывал, затягивая узел галстука. Костюм, идеально отглаженный, сидел на нем как влитой.
— Ну, пожелай мне удачи, — бросил он, уже направляясь к двери. — Сегодня я размажу этих стариков.
Екатерина оторвалась от ноутбука.
— Удачи, Вадим.
Он не заметил ничего необычного в ее голосе. Он вообще редко что-то замечал.
Ровно в десять утра она включила прямую трансляцию совета директоров на большом экране в своем кабинете.
Звук был выключен. Она видела идеально отполированный стол, серьезные лица членов правления и своего мужа, вышедшего к трибуне.
Он начал говорить. Жестикулировал, показывал на графики. Лицо его выражало уверенность и напор.
Внезапно его прервал седовласый Сергей Петрович, председатель совета. Он что-то сказал, и Вадим растерянно замолчал.
На огромном экране за спиной Вадима появился новый слайд. Пустой. А затем на нем возникло ее лицо. Спокойное. Уверенное.
Екатерина включила звук.
— …представляю вам единственного и полноправного владельца нашей компании, Екатерину Андреевну Сокольскую, — произнес Сергей Петрович.
Камера в зале заседаний крупным планом взяла лицо Вадима. Оно стремительно менялось: от недоумения к шоку, от шока к ужасу. Он смотрел на экран, на свою жену, и не мог произнести ни слова.
— Добрый день, уважаемые коллеги, — начала Екатерина. Ее голос, усиленный динамиками, заполнил зал. — Я вынуждена прервать выступление господина Сокольского, поскольку его стратегия не просто ошибочна, она губительна для компании.
Она говорила четко и по делу. В нескольких фразах она разгромила его идею враждебного поглощения, оперируя цифрами и фактами, о существовании которых он даже не подозревал.
— Но это не главная причина сегодняшних изменений.
Она сделала паузу, глядя прямо в камеру, словно смотрела в глаза своему мужу.
— За последние месяцы служба безопасности, по моему поручению, провела аудит деятельности некоторых топ-менеджеров. В частности, Вадима Игоревича Сокольского.
На экране за ее спиной начали появляться документы. Схемы вывода средств через фирмы-однодневки. Счета за фиктивные консультационные услуги. Завышенные сметы на проекты, которые он лично курировал.
— Как оказалось, пока я «сидела дома», мой муж был очень занят делами. Но не теми, которые приносят пользу компании.
Вадим стоял бледный, как полотно. Он открывал и закрывал рот, но звука не было.
— На основании вышеизложенного, — ее голос стал твердым, как сталь, — Вадим Игоревич Сокольский с этой минуты уволен с занимаемой должности без выходного пособия, с последующей передачей всех материалов в правоохранительные органы.
Она кивнула Сергею Петровичу.
— Продолжайте, коллеги.
Изображение на экране погасло.
Он вернулся домой только поздно вечером. Екатерина ждала его в гостиной. Она сидела в своем кресле, напротив уродливого леопардового «трона».
Он вошел, и она не узнала его. Это был не ее самоуверенный, рычащий муж. Это был сломленный, осунувшийся человек с потухшим взглядом.
— Как ты могла? — прошептал он.
— Ты сам ответил на этот вопрос, — спокойно сказала она. — Ты же считал, что я ничего не понимаю в делах. Оказалось, я понимаю в них гораздо больше тебя.
Он рухнул в свое леопардовое кресло. Оно жалобно скрипнуло под его весом.
— Катя… Прости меня. Я все верну… Я все исправлю…
Она покачала головой.
— Уже нет, Вадим. Ты не просто воровал. Ты меня презирал. Ты уничтожал все, что мне было дорого. Мой дом. Мою память. Мое достоинство.
Она встала и подошла к окну. Вид на ночной город больше ничего не загораживало.
Дверь в квартиру открылась, и вошли двое рабочих.
— Екатерина Андреевна? — спросил один из них. — Мы за креслом.
Вадим вскочил.
— Какое кресло? Вы кто такие?!
— Твой трон, — сказала Катя, не оборачиваясь. — Его вынесут. Как и все остальные твои вещи. Они уже упакованы и ждут в коридоре. У тебя есть полчаса, чтобы забрать их и уйти.
Она посмотрела на него в последний раз. В его глазах была паника и отчаяние. Но ни капли раскаяния.
— Мой отец учил меня: бизнес — это не только прибыль. Это ответственность. А ты оказался безответственным во всем. И как муж, и как руководитель. Прощай, Вадим.
Рабочие вынесли кресло молча и деловито. Оно нелепо застряло в дверном проеме, и им пришлось повозиться, чтобы вытащить громоздкого золотого зверя из квартиры.
Вадим смотрел на это с тупым безразличием. Затем, не глядя на Екатерину, он подошел к коробкам, схватил две из них и пошел к выходу.
У самой двери он остановился. Не обернулся.
— Ты еще пожалеешь, — бросил он в пустоту коридора. — Поймешь, что без меня ты — никто. Пустое место.
Дверь за ним захлопнулась.
Екатерина осталась одна. Она медленно обошла гостиную. Провела рукой по тому месту на паркете, где стояло кресло. Ни царапины. Словно его и не было.
Она открыла окна. Впустила в квартиру свежий, прохладный вечерний воздух. Шум города больше не казался ей раздражающим. Он был… живым.
Она не чувствовала ни злорадства, ни даже облегчения. Только какую-то оглушительную пустоту, которая постепенно начала заполняться тишиной. Ее собственной, а не навязанной кем-то.
Через неделю Екатерина впервые за много лет вошла в кабинет своего отца в главном офисе компании. Он был сохранен в точности таким, каким был при его жизни. Строгий стол из темного дерева, кожаное кресло, книжные шкафы до потолка.
Сергей Петрович положил перед ней папку.
— Представители «ИнТех» готовы к встрече. Они удивлены нашему новому предложению о стратегическом партнерстве, но настроены очень позитивно.
Екатерина кивнула, открывая документы.
— Они получат доступ к нашим производственным мощностям, мы — к их технологии. Это то, чего хотел отец. Не разрушение, а созидание.
Она взяла со стола ту самую перьевую ручку. Открыла колпачок. Перо мягко скользнуло по бумаге, выводя ее подпись под предварительным соглашением. Четкую, уверенную, без единой помарки.
Она больше не была тенью. Она была на своем месте.
Вечером, вернувшись домой, она не включила свет. Подошла к панорамному окну. Город сиял тысячами огней, и ничто больше не заслоняло этот вид.
Она не стала строить новую жизнь. Она просто вернула себе свою. Ту, что была у нее всегда, но которую она позволила заслонить чужим эго, чужими амбициями, чужим золоченым креслом.
Она достала из ящика стола фотографию в рамке. Поставила ее на то место, где раньше Вадим бросал свои журналы. Молодая девушка и ее отец улыбались ей из прошлого.
Ей не нужно было никому ничего доказывать. Она просто вернула себе право дышать. В своем доме. В своей жизни.
Прошло полгода. Компания под руководством Екатерины показывала рекордную прибыль.
Уголовное дело против Вадима медленно, но верно двигалось, обрастая новыми подробностями его махинаций. Он окончательно исчез из ее жизни, превратившись в газетный заголовок, который она не читала.
В один из дождливых осенних вечеров Екатерина решила навести порядок в личном архиве отца. Она хотела оцифровать старые чертежи, письма, фотографии — сохранить память в более долговечном формате.
Перебирая пыльные папки в массивном отцовском сейфе, она наткнулась на то, чего там быть не должно. Среди технических документов и патентов лежал тонкий блокнот в тисненой кожаной обложке без единой надписи.
С любопытством она открыла его. И похолодела.
Это был не дневник. Это была бухгалтерская книга. На пожелтевших страницах, исписанных убористым почерком отца, шли ряды цифр и фамилий. Даты относились к самому началу девяностых, к тому времени, когда его бизнес только зарождался.
Большинство фамилий ей ничего не говорили. Но одна, повторявшаяся снова и снова, была обведена.
И напротив нее стояли пометки: «долг», «доля», «угрозы». Последняя запись, датированная годом основания их нынешней корпорации, гласила: «Вопрос с Коршуновым решен. Окончательно».
Екатерина вспомнила, как однажды в самом начале их брака, после ссоры, Вадим бросил ей странную фразу: «Твой отец не такой святой, каким ты его себе рисуешь.
У каждой империи есть свой скелет в шкафу». Тогда она списала это на пьяную злобу. Теперь эти слова приобрели зловещий смысл.
Она начала лихорадочно просматривать старые подшивки новостей того года в интернете. Нашла.
Короткая заметка в криминальной хронике. «Известный в определенных кругах бизнесмен Виктор Коршунов найден мертвым в своем автомобиле. Официальная версия — несчастный случай».
Телефонный звонок вырвал ее из оцепенения. Это был Сергей Петрович.
— Екатерина Андреевна, все в порядке? Вы что-то поздно в офисе.
— Сергей Петрович… вы знали некоего Виктора Коршунова?
На том конце провода повисло тяжелое молчание. Настолько долгое, что Екатерина успела услышать, как гулко бьется ее собственное сердце.
— Откуда вы знаете это имя? — наконец произнес он, и в его голосе, впервые за все годы, она услышала не заботу, а тревогу.
— Я нашла записи отца. Что все это значит?
Он снова замолчал, подбирая слова.
— Андрей Николаевич… он хотел вас защитить. Это темное прошлое, которое давно похоронено. Вадим, кажется, докопался до этого. Его финансовые махинации… возможно, это была не просто жадность. Возможно, его шантажировали.
Екатерина смотрела на блокнот в своих руках. Фундамент, на котором стояла вся ее жизнь, ее компания, ее светлая память об отце, — дал трещину.
В этот момент ее прямой телефон, номер которого знали лишь единицы, издал короткий сигнал. Пришло сообщение с неизвестного номера.
Всего три слова.
«Долг нужно возвращать, Екатерина».
