Людмила Сергеевна крутилась на кухне с шести утра. День рождения — дело серьёзное, особенно когда тебе исполняется пятьдесят восемь. Не юбилей, конечно, но повод собрать всех вместе: дочь Олю с мужем и внуками, сына Андрея с его… ну, с Кристиной. Ещё Ленка, подруга со студенческих времён, придёт с супругом, и Вовка — сосед по площадке, который для неё практически родным стал за эти двадцать лет.
Она нарезала помидоры для салата, и мысли сами собой потекли к Кристине. Высокая, стройная, с этим вечным пучком на макушке и улыбкой, которая почему-то никогда не доходила до глаз. Познакомились они с Андрюшей в том спортклубе, куда её сын начал ходить после развода. «Мама, она особенная», — говорил он тогда, полгода назад, и в его голосе звучало что-то новое, какое-то благоговение.
Особенная. Людмила Сергеевна усмехнулась, выкладывая на блюдо колбасную нарезку. Сервелат, копчёная, салями — всё как положено. Особенная девушка, которая при первом же визите прошлась по их двухкомнатной квартире с таким видом, будто оценивала трущобы. «А вы знаете, что диван неправильно стоит? Он блокирует поток энергии». Людмила тогда растерялась, не нашла что ответить, только кивнула. Диван стоял у этой стены двадцать лет, и никакие потоки его не беспокоили.
Зазвонил телефон. Оля.
— Мам, мы выезжаем. Салат оливье сделала, как ты любишь.
— Умничка моя. Только аккуратно везите, машину майонезом не испачкайте.
— Да я знаю, мам. Слушай, а Кристина придёт?
В голосе дочери прозвучала та же нота, что и в собственных мыслях Людмилы — смесь надежды и опасения.
— Андрей обещал. Говорит, придут обязательно.
— Ну-ну, — Оля явно хотела что-то добавить, но передумала. — Ладно, мам, через час будем.
Людмила Сергеевна положила трубку и посмотрела на стол. Он ломился от угощений. Холодец, запечённая курица, жареная картошка с грибами, сельдь под шубой, винегрет. И отдельно — три больших блюда с овощами и фруктами. Специально для Кристины. Помидоры черри, огурцы, болгарский перец кольцами, листья салата. Яблоки, груши, виноград, мандарины. Она потратила на всё это не меньше часа и половину пенсии, но ведь будущая невестка. Надо постараться, найти общий язык.
«Будущая невестка», — мысленно повторила она, ставя на стол графин с компотом. Свадьба назначена на июнь. Андрей уже показывал фотографии банкетного зала — современный, дорогой. «Кристина хочет всё в эко-стиле, мам. Понимаешь, без пластика, всё натуральное». Людмила кивала, хотя не очень понимала, как можно свадьбу сделать без пластика, если даже тарелки теперь одноразовые продают.
Первыми пришли Оля с семьёй. Внуки — Максимка и Лизка — сразу кинулись обнимать бабушку, чуть не опрокинув её вместе с салатницей.
— С днём рождения, мамуль! — Оля протянула букет гербер и пакет с чем-то увесистым. — Там халат махровый. Видела в магазине — твой размер, мягкий такой.
— Спасибо, доченька, — Людмила расцеловала её. — Зять, проходи, не стой в дверях.
Игорь, муж Оли, улыбнулся виновато — он всегда был немного зажатым на семейных сборищах — и прошёл на кухню, неся оливье.
Следом подтянулись остальные. Ленка с Валерой, шумные и весёлые, принесли торт и бутылку хорошего вина. Вовка-сосед припёрся с коробкой конфет и анекдотами, которые сразу начал травить, не дожидаясь даже, пока все сядут.
— Так, народ, рассаживаемся! — скомандовала Людмила, оглядывая стол с гордостью. Получилось красиво, по-домашнему. Так, как она умела.
— Ой, Люда, да ты что, — Ленка всплеснула руками, — ты ж когда всё это успела?!
— Да я с утра. А чего, разве плохо?
— Да просто царский пир! — Валера потянулся к колбасе, но жена шлёпнула его по руке.
— Погоди, ещё не все пришли.
Людмила глянула на часы. Без десяти семь. Андрей обещал к семи. Странно.
— Может, начнём? — неуверенно предложила Оля.
— Да нет, подождём ещё немного. Сейчас придут.
Минут через пятнадцать, когда все уже откровенно заскучали, а Вовка допил полстакана беленькой «для сугреву», дверь наконец открылась.
— Мам, привет! Извини, пробки, — Андрей выглядел смущённым. За его спиной показалась Кристина в чёрном платье и с огромной сумкой через плечо.
— С днём рождения, Людмила Сергеевна, — Кристина улыбнулась той самой улыбкой, от которой становилось как-то неуютно. Протянула коробку, обёрнутую крафтовой бумагой. — Мы с Андреем подумали, что вам это пригодится.
Людмила развернула подарок, стараясь не показывать замешательства. Валик для пилатеса, коврик резиновый с каким-то узором, аромалампа керамическая и пучок палочек-благовоний.
— Спасибо, — выдавила она, не зная, что ещё сказать. — Очень… интересно.
— Это для здоровья, — пояснила Кристина, словно речь шла о лекарствах. — Вам нужно больше двигаться, следить за осанкой. А благовония — для гармонизации пространства. У вас тут, знаете, энергетика немного тяжёлая.
Оля за столом едва не поперхнулась компотом. Людмила почувствовала, как краснеют щёки, но взяла себя в руки.
— Хорошо, спасибо. Проходите, садитесь, пожалуйста. Всё стынет уже.
Кристина скользнула взглядом по столу, и Людмила увидела, как что-то дрогнуло в её лице. Девушка медленно опустилась на стул рядом с Андреем, но тарелку к себе не придвинула.
— Налить компоту? — спросила Людмила, наливая себе и передавая графин дальше.
— Нет, спасибо. У вас есть вода? Обычная, негазированная.
— Сейчас принесу.
Людмила метнулась на кухню, достала бутылку воды из холодильника. Когда вернулась, все уже начали накладывать себе еду. Вовка с аппетитом орудовал вилкой в холодце, Ленка нахваливала курицу, дети спорили, кому достанется ножка. Только Кристина сидела неподвижно, глядя на стол с выражением, которое Людмила не могла толком определить. Брезгливость? Недоумение?
— Кристина, вот, я для тебя специально приготовила, — Людмила пододвинула ей блюдо с овощами. — Знаю, что ты не ешь мясное.
— Спасибо, — девушка взяла один помидор черри, положила на тарелку. Потом взгляд её упал на колбасную нарезку, которая стояла как раз напротив. Сервелат, нарезанный тонкими ломтиками, салями, копчёная колбаса — всё аккуратно выложено веером.
Кристина нахмурилась. Потом сдвинула брови ещё сильнее.
— То есть, вы на праздник гостям решили колбасу подать, — невестка брезгливо отодвинула тарелку на глазах у смущенных гостей
Причём, брезгливость в голосе была такой явной, что все за столом замерли.
Повисла тишина. Неловкая, тягучая, как мёд. Вовка замер с вилкой на полпути ко рту. Ленка уставилась на Кристину, не веря своим ушам. Дети притихли, чувствуя, что происходит что-то не то.
Людмила медленно опустила ложку, которой собиралась положить себе салат.
— Кристина, я же сказала, что приготовила специально для тебя…
— Людмила Сергеевна, вы не понимаете, — девушка перебила её, и в голосе звучало что-то учительское, снисходительное. — Дело не в том, что я не ем мясное. Дело в том, что колбаса — это вообще не еда. Это концентрат химии, канцерогенов, усилителей вкуса. Это медленный яд. Я просто не могу сидеть за столом, где подают такое. Жареная картошка, копчёности, майонез — вы понимаете, что это делает с организмом?
Людмила почувствовала, как внутри всё сжимается в болезненный комок. Она потратила весь день и кучу денег, старалась, готовила, думала о каждом, даже об этой… И вот оно — в благодарность.
— Кристина, — голос Оли прозвучал резко. Дочь положила вилку и впилась взглядом в девушку. — Ты сейчас серьёзно? Ты в гостях. У моей мамы. В её день рождения.
— Я говорю только правду, — Кристина вскинула подбородок. — И хочу как лучше. Людмила Сергеевна не молодеет, ей нужно думать о здоровье.
— Замолчи, — процедила Оля сквозь зубы. — Немедленно замолчи.
— Оля, не надо, — попыталась вмешаться Людмила, но дочь была уже не остановима.
— Нет, мам, хватит! — Оля встала из-за стола, оперлась руками о столешницу. — Слушай сюда, Кристина. Ты приходишь в этот дом уже который раз. И каждый раз ты находишь, что тут не так. То диван стоит неправильно, то энергетика плохая, то шторы не те. А теперь ещё и еда не та, которую моя мама готовила с шести утра, чтобы всех накормить, чтобы угодить каждому, чтобы тебе твои помидоры с мандаринами отдельно нарезать. И ты смеешь говорить, что она неправильно накрывает стол? В своём доме? В свой день рождения?
— Я не хотела никого обидеть, — голос Кристины дрогнул. — Я просто…
— Ты просто не умеешь уважать чужой дом и чужие традиции, — отрезала Оля. — Если тебе не нравится — дверь вот. Иди ешь свою траву в одиночестве.
Андрей, который всё это время молчал, глядя в тарелку, наконец поднял голову.
— Кристина, — сказал он тихо, но твёрдо. — Оля права.
Девушка повернулась к нему, в глазах мелькнуло удивление.
— Что?
— Оля права, — повторил он. — Ты не можешь так говорить. Особенно сегодня. Мама старалась, готовила, думала о тебе. И она не обязана менять свою жизнь и свои привычки под тебя. Точно так же, как гости не обязаны подстраиваться под твои вкусы. Если тебе не нравится мясо — не ешь. Но ты не имеешь права судить других за то, что они едят.
Кристина побледнела. Потом покраснела. Она смотрела на Андрея так, будто он её предал, будто нанёс удар в спину.
— Ты… ты на их стороне? — прошептала она.
— Я на стороне элементарного уважения, — ответил он. — Ты ведёшь себя так, будто тебе все что-то должны. Но это не так. Это дом моей мамы. Её правила. И если ты хочешь быть частью этой семьи — придётся это принять.
— Я не буду это принимать, — голос Кристины стал жёстким, металлическим. — Я не буду сидеть за столом, где меня не понимают и не уважают мои взгляды.
Она резко встала, схватила свою сумку.
— Кристина, подожди, — начал было Андрей, но она уже двинулась к двери.
— Не надо. Останься со своей семьёй. Празднуйте своей колбасой.
Дверь хлопнула. В квартире повисла оглушающая тишина.
Людмила смотрела на закрытую дверь, и внутри всё дрожало — от обиды, от унижения, от облегчения, от чего-то ещё, чего она не могла понять.
— Андрюш, — начала она, — может догнать…
— Нет, мам, — сын покачал головой. Он выглядел усталым. — Не пойду. Пусть остынет. И вообще… мне нужно подумать.
Оля подошла к матери, обняла её за плечи.
— Всё нормально, мам. Ты молодец. Стол шикарный. Давайте уже есть, а то правда всё стынет.
— Да-да, — подхватил Вовка, пытаясь разрядить обстановку. — Холодец-то какой! А колбаска — это вообще классика. Кто ж на праздник без колбасы.
Постепенно разговоры возобновились. Дети снова заспорили из-за куриной ножки. Ленка рассказывала что-то смешное про работу. Валера наливал всем “по второй”. Но Людмила чувствовала, как Андрей сидит рядом, молчаливый, погружённый в свои мысли, и изредка смотрит на дверь.
Она положила руку на его плечо.
— Ты не переживай, сынок.
— Я не переживаю, мам, — он повернулся к ней, и в глазах его была такая печаль, что сердце сжалось. — Просто понимаю, что мы с ней… наверное, не подходим друг другу. Если она не может уважать мою семью, то какая это семья у нас будет?
Людмила хотела что-то сказать, но промолчала. Просто обняла сына.
Когда Андрей вернулся домой в одиннадцать вечера, квартира встретила его холодной тишиной. Кристины рядом не было — только её вещи, сложенные в два чемодана у двери.
Она вышла из комнаты, когда услышала, как он вошёл. Лицо её было бесстрастным, но глаза красными.
— Я съезжаю, — сказала она без предисловий.
— Куда?
— К подруге. Пока. Потом найду что-нибудь своё.
Андрей кивнул и сел на диван.
— Может, не стоит торопиться? — сказал он без особой надежды.
— Стоит. Ты сегодня показал, что я для тебя никто. Что твоя семья важнее.
— Кристина, семья не важнее тебя. Но уважение… уважение должно быть. Ты же понимаешь?
— Я понимаю, что мне тут не место, — она подняла чемодан. — Что мы разные. Слишком разные.
Он не стал спорить. Может, действительно разные. Может, он слишком долго пытался убедить себя в обратном, потому что боялся снова остаться один после развода.
— Тогда хорошо, — сказал он тихо. — Если ты так решила.
— Ты даже не пытаешься меня остановить, — в её голосе прозвучала обида.
— Зачем? Если ты не можешь уважать людей, которые мне дороги, то какой смысл?
Она постояла ещё немного, потом развернулась и вышла. На этот раз дверь закрылась тихо.
Прошло три месяца.
Людмила Сергеевна сидела на кухне с Олей, пили чай с печеньем — обычным, песочным, с вареньем. За окном моросил октябрьский дождь.
— Слышала, Кристина открыла свою студию йоги, — сказала Оля, листая телефон. — Богатый какой-то спонсор нашёлся. Женатый, говорят.
— Ну и пусть, — Людмила пожала плечами. — Ей виднее, как жить.
— А Андрюха-то как? Не скучает?
— Да вроде нормально. Даже веселее стал. На работе, говорит, девушка одна появилась. Маша. Бухгалтер. Он её в субботу сюда привести хочет, на блины.
— О, это хороший знак, — Оля улыбнулась. — Если на блины зовёт, значит, серьёзно.
— Да уж посмотрим, — Людмила налила себе ещё чаю. — Лишь бы человек хороший был. И чтоб за стол с нами садилась, а не нос воротила.
В дверях появился Андрей — он остался ночевать после вчерашнего, был выходной.
— Мам, а ты блинов много делай в субботу, ладно? Маша говорит, обожает блины. Особенно с мясом.
— С мясом? — Людмила усмехнулась. — Ну, это мы можем. С мясом так с мясом.
— И со сметаной, — добавил Андрей, и в голосе его было столько лёгкости, сколько не было давно. — Она вообще нормальная. Весёлая. И главное — не учит меня жизни.
— Уже прогресс, — хмыкнула Оля.
Людмила молчала, помешивая чай. Она не знала эту Машу, не видела её ещё. Но если сын говорит о ней вот так — просто, тепло, без этой напряжённости, которая всегда была с Кристиной, — значит, может, и правда что-то получится.
Суббота настала быстро. Людмила напекла блинов — гору; высокую, румяную, пахнущую домом и детством. Сделала начинку с мясом, сметану поставила, варенье клубничное достала.
Маша оказалась маленькой, кудрявой, с круглым лицом и заразительным смехом. Она вошла в квартиру, огляделась и сказала:
— Ой, как уютно у вас! Прямо душевно как-то.
Потом села за стол, попробовала блин с мясом и закатила глаза от удовольствия:
— Людмила Сергеевна, это волшебство какое-то! Я три съем точно.
И Людмила поняла, что всё будет хорошо. Что этот дом снова наполнится смехом, а не напряжённой тишиной. Что её сын, наконец, нашёл кого-то, кто не будет переставлять диван и критиковать колбасу на праздничном столе.
Потому что семья — это не про то, чтобы всем идеально подходить друг другу. Это про то, чтобы уважать. И принимать. И любить — с блинами, с колбасой, с уютным диваном у стены.
И с благодарностью за то, что кто-то встал в шесть утра, чтобы накрыть стол. Просто потому, что любит.
