— Я подписала документы на продажу нашей дачи, где вы всё своими руками делали — заявила свекровь за чаем

— Я подписала документы на продажу дачи, — Галина Николаевна произнесла это с такой невозмутимостью, будто сообщала о покупке хлеба в магазине.

Дарья застыла с кружкой чая на полпути ко рту. Горячая керамика обжигала пальцы, но она этого не чувствовала. В ушах зашумело, и на секунду ей показалось, что она ослышалась.

Свекровь сидела напротив, в своём любимом кресле у окна, и продолжала вязать. Спицы мерно постукивали друг о друга. Серая пряжа превращалась в очередной шарф, который никто никогда не будет носить. На её лице играла та самая улыбка — мягкая, добродушная, абсолютно фальшивая.

— Какую дачу? — голос Дарьи прозвучал сдавленно.

— Нашу семейную, конечно. Ту самую, где вы с Павликом так любите проводить выходные. Покупатели уже нашлись, очень приличная семья. Через две недели оформим сделку.

Кружка с грохотом опустилась на стол. Чай расплескался по скатерти, но никто не обратил на это внимания.

— Вы не можете! Эта дача… Павел же вложил в неё столько сил! Мы там всё своими руками делали!

Галина Николаевна подняла глаза от вязания. В них блеснуло что-то холодное и торжествующее.

— Милочка, дача оформлена на меня. Я имею полное право распоряжаться своей собственностью. А то, что вы там что-то делали… Ну, это была ваша инициатива. Я вас не просила.

Дарья почувствовала, как внутри поднимается волна ярости. Три года. Три года они с мужем каждые выходные ездили на эту дачу. Сначала убирали запущенный участок, потом ремонтировали полуразрушенный домик. Павел сам перекрыл крышу, заменил полы, провёл новую проводку. Она разбила цветники, посадила яблони, обустроила беседку. Это место стало их маленьким раем, убежищем от городской суеты.

И всё это время Галина Николаевна сидела в городской квартире, жалуясь соседкам на больную спину и непутёвого сына, который «даже матери помочь не может».

— Павел знает? — спросила Дарья, уже догадываясь об ответе.

— Зачем его беспокоить? Мальчик и так много работает. Я сама всё решу. Деньги пойдут на мою старость, мне же нужно о себе позаботиться.

Мальчик. Павлу было тридцать пять лет, но для матери он навсегда остался «мальчиком», которого нужно оберегать от лишних волнений. Особенно от волнений, связанных с женой.

Дарья встала. Её руки дрожали от сдерживаемого гнева.

— Галина Николаевна, вы прекрасно знаете, что мы планировали жить там летом. Мы уже и мебель купили, и…

— Планировали? — свекровь мелодично рассмеялась. — Дорогая, в жизни многое планируется, да не всё сбывается. Вы молодые, заработаете себе на другую дачу. А мне в моём возрасте уже поздно что-то зарабатывать.

В дверях появился Павел. Он только что вернулся с работы, ещё не успел снять куртку. По его лицу Дарья поняла — он слышал последние фразы.

— Мам, о чём вы говорите? Какая продажа дачи?

Галина Николаевна тут же изменилась. На её лице появилось страдальческое выражение, она прижала руку к сердцу.

— Павлик, сыночек, не волнуйся. Мама всё решит. Просто дача требует постоянного ухода, а я уже не могу туда ездить. Спина совсем разболелась. Да и деньги мне нужны, ты же знаешь, пенсия маленькая…

Павел растерянно переводил взгляд с матери на жену. Дарья видела в его глазах привычную панику — он снова оказался между двух огней.

— Мам, но мы же столько вложили в эту дачу. Может, не надо продавать? Мы будем за ней ухаживать, как и раньше.

— Ой, Павлик, не надо мне этих обещаний. Вы молодые, у вас своя жизнь. А мне нужна поддержка сейчас, а не потом. Покупатели уже дали задаток.

Задаток. Значит, она планировала это давно. Дарья почувствовала, как что-то окончательно ломается внутри. Пять лет брака. Пять лет она терпела косые взгляды, ядовитые комментарии, постоянные сравнения с первой любовью Павла — той самой Ириной, которая «была такая хозяйственная, не то что некоторые».

Она терпела, когда Галина Николаевна приходила к ним домой и переставляла вещи по-своему. Молчала, когда свекровь критиковала её готовку прямо за столом. Улыбалась, выслушивая советы о том, как правильно гладить мужнины рубашки.

Но дача — это было другое. Это было их с Павлом общее детище, их мечта. И сейчас Галина Николаевна отнимала её с таким же равнодушием, с каким выбрасывают старые газеты.

— Я пойду прогуляюсь, — сказала Дарья, взяла сумку и направилась к двери.

— Даш, подожди! — Павел попытался её остановить, но она уже выходила.

На улице моросил мелкий осенний дождь. Дарья шла по мокрому асфальту, не разбирая дороги. В голове крутились обрывки мыслей. Надо что-то делать. Нельзя это так оставлять. Но что? Скандалить — бесполезно, Галина Николаевна мастерски изображает сердечные приступы. Уговаривать Павла — он никогда не пойдёт против матери.

Телефон завибрировал в сумке. Сообщение от подруги Ксении: «Как дела? Давно не виделись».

Дарья остановилась под навесом автобусной остановки и набрала ответ: «Свекровь продаёт нашу дачу. Ту самую, которую мы три года восстанавливали».

Ответ пришёл мгновенно: «Офигеть! А она вообще имеет право? Вы же там столько денег вложили!»

Денег. Дарья задумалась. А ведь действительно, они вкладывали деньги. Много денег. Есть чеки на стройматериалы, договоры с рабочими. Павел всё сохранял, он вообще педантичный в таких вещах.

«Ксюш, у тебя есть контакты того юриста? Который тебе с квартирой помогал?»

«Конечно, сейчас скину. Он отличный специалист по недвижимости».

Дарья посмотрела на присланный номер. План начинал формироваться в голове. Может, и не получится отстоять дачу полностью, но просто так это не останется.

Вечером она вернулась домой спокойной и даже приветливой. Павел сидел на кухне мрачнее тучи. Галина Николаевна уже ушла, оставив после себя атмосферу семейной драмы.

— Даш, прости. Я не знал, что мама задумала. Попробую с ней поговорить.

Дарья села рядом и взяла его за руку.

— Не надо, Паш. Твоя мама взрослый человек, имеет право на свои решения. Только вот есть один нюанс.

— Какой?

— Помнишь, мы все чеки сохраняли? На стройматериалы, на работы? Я завтра схожу к юристу, узнаю, можем ли мы компенсацию потребовать. Всё-таки это неотделимые улучшения, мы имеем право на возмещение.

Павел удивлённо посмотрел на жену.

— Ты хочешь судиться с моей мамой?

— Я хочу защитить наши интересы. Мы вложили туда почти миллион, если всё посчитать. Это наши общие деньги, и просто так их терять я не намерена.

На следующий день Дарья встретилась с юристом. Константин Петрович, седой мужчина с внимательными глазами, выслушал её историю и кивнул.

— Ситуация непростая, но не безнадёжная. Если у вас есть документы, подтверждающие расходы, можно попробовать договориться о компенсации. А если не получится мирно — через суд. Неотделимые улучшения должны быть компенсированы, особенно если они существенно увеличили стоимость объекта.

— А если свекровь откажется?

— Тогда накладываем обременение на сделку. Пока вопрос не решён, продать она не сможет. Покупатели обычно не хотят связываться с проблемной недвижимостью.

Дарья вышла из офиса с папкой документов и чувством спокойной уверенности. Она не собиралась воевать. Она собиралась действовать по закону.

Дома её ждал сюрприз. За столом сидела не только Галина Николаевна, но и её старший сын Виктор с женой Аллой. Семейный совет в полном составе.

— А, вот и она! — воскликнула Галина Николаевна. — Дарья, мы тут собрались обсудить ситуацию с дачей. Витя считает, что я правильно делаю.

Виктор, копия матери с мужественными чертами лица, важно кивнул.

— Мама имеет полное право распоряжаться своим имуществом. И вообще, Паша, ты должен был сначала спросить разрешения, прежде чем что-то там переделывать.

Алла сидела молча, но по её лицу было видно — она полностью на стороне свекрови. Ещё бы, они с Виктором никогда пальцем не пошевелили для этой дачи, зато теперь наверняка рассчитывают на часть денег от продажи.

Павел сидел ссутулившись, уставившись в стол. Дарья знала этот взгляд — он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, которого отчитывает вся семья.

— Что ж, раз вы всё решили, мне остаётся только принять к сведению, — спокойно сказала Дарья, садясь за стол. — Кстати, Галина Николаевна, я сегодня была у юриста.

Повисла тишина. Галина Николаевна медленно подняла глаза.

— Зачем это?

— Хотела узнать про компенсацию за неотделимые улучшения. Мы вложили в дачу около миллиона рублей. Есть все чеки и документы. По закону мы имеем право на возмещение.

Виктор фыркнул.

— Вот как? Шантажировать решила?

— Никакого шантажа. Просто закон. Галина Николаевна продаёт дачу — это её право. Мы хотим вернуть вложенные деньги — это наше право.

Галина Николаевна побледнела. Потом покраснела. Её пальцы судорожно сжали край скатерти.

— Ты… ты хочешь судиться со мной? С матерью своего мужа?

— Я хочу решить вопрос мирно. Вы получаете деньги с продажи, возвращаете нам наши вложения. Всё честно.

— Павел! — Галина Николаевна повернулась к сыну. — Ты позволишь своей жене так со мной разговаривать?

Павел поднял голову. Дарья затаила дыхание. Сейчас решалось всё. Либо он встанет на её сторону, либо…

— Мам, Даша права. Мы действительно много вложили. Это справедливо.

Галина Николаевна отшатнулась, словно её ударили.

— И ты туда же? Родная мать для тебя ничего не значит?

— Значит, мам. Но и семья моя тоже значит. Мы с Дашей пять лет женаты. Она моя жена, и я должен защищать наши общие интересы.

Виктор встал, грохнув стулом.

— Да вы совсем обнаглели! Мама вас растила, всю жизнь на вас положила!

— Витя, это не твоё дело, — неожиданно твёрдо сказал Павел. — Это касается только нас с мамой.

— И меня, — добавила Дарья. — И кстати, юрист сказал, что если мы не договоримся, он наложит обременение на сделку. Так что покупателям придётся подождать.

Галина Николаевна схватилась за сердце. Но на этот раз никто не бросился к ней с валерьянкой. Все понимали — спектакль.

— Я… я подумаю, — выдавила она наконец. — Но знайте, вы меня очень разочаровали. Особенно ты, Павел.

Она встала и, опираясь на Виктора, вышла из квартиры. Алла бросила на них неодобрительный взгляд и последовала за ними.

Павел и Дарья остались вдвоём. Несколько минут сидели молча.

— Спасибо, — сказала наконец Дарья.

— За что?

— За то, что встал на мою сторону. Я знаю, как тебе было тяжело.

Павел обнял её.

— Знаешь, может, это и к лучшему. Пора мне перестать быть маменькиным сынком. Мне ведь уже тридцать пять.

Через неделю Галина Николаевна позвонила. Голос у неё был сухой и официальный.

— Я подумала над вашим предложением. Согласна выплатить компенсацию. Пятьсот тысяч.

— Миллион, — спокойно ответила Дарья. — У нас все документы на миллион.

— Это грабёж!

— Это факт. Можем через суд, если хотите.

Долгая пауза.

— Семьсот. И это моё последнее слово.

Дарья посмотрела на Павла. Он кивнул.

— Хорошо. Семьсот. Но с условием — оформляем всё официально, через нотариуса.

— Согласна.

После этого разговора отношения со свекровью стали формальными. Галина Николаевна больше не приходила без приглашения. Не давала советов. Не критиковала. На семейных праздниках вела себя подчёркнуто вежливо и отстранённо.

Павел переживал первое время. Потом привык. И даже признался как-то:

— Знаешь, а ведь так даже лучше. Спокойнее как-то. Раньше я постоянно чувствовал себя виноватым. То перед мамой, то перед тобой. А сейчас… сейчас я чувствую себя взрослым.

Дарья улыбнулась. Они сидели на балконе их городской квартиры, пили чай и смотрели на закат.

— Жалеешь о даче?

— Немного. Но знаешь что? Давай купим свою. Маленькую, но свою. Оформим на нас обоих.

— Давай, — согласилась Дарья. — Только подальше от твоей мамы.

Они рассмеялись. Впервые за долгое время смеялись легко и свободно, без оглядки на то, что скажет Галина Николаевна.

А через полгода они действительно купили дачу. Маленький домик с участком в тихом посёлке. Оформили в совместную собственность. И в первый же выходной поехали туда вдвоём, без свекрови, без её советов и критики.

Павел возился с забором, Дарья сажала цветы. К вечеру устали, сидели на крыльце, пили чай из термоса.

— Счастлива? — спросил Павел.

— Очень.

— Даже несмотря на всю эту историю с мамой?

Дарья задумалась.

— Знаешь, может, благодаря ей. Если бы не этот конфликт, мы бы так и продолжали жить по её правилам. А теперь у нас своя жизнь. Настоящая.

Павел кивнул. В этот момент зазвонил его телефон. На экране высветилось «Мама».

Он посмотрел на жену.

— Ответить?

— Конечно. Она же твоя мама.

Павел принял вызов.

— Алло, мам? Да, мы на даче. На новой. Нет, спасибо, мы сами справимся. Да, передам Даше привет.

Он отключился и улыбнулся.

— Передавала тебе привет.

— Взаимно.

Они сидели, смотрели, как садится солнце за деревьями. В их маленьком мире было спокойно и хорошо. Без лишней суеты, без токсичных отношений, без необходимости постоянно оправдываться.

Галина Николаевна продала старую дачу. Говорят, покупатели оказались проблемными, долго торговались, в итоге сбили цену. Часть денег она отдала им как компенсацию, часть — потратила на свои нужды. Виктор с Аллой, которые рассчитывали на солидную сумму, остались разочарованы.

А Павел с Дарьей обустраивали свой новый дом. Медленно, без спешки, с удовольствием. И каждый гвоздь, каждая посаженная яблоня были только их. Без оглядки на чьё-то мнение, без страха, что завтра придёт свекровь и заявит о своих правах.

Иногда Дарья думала о том, что произошло. О том моменте, когда она решила дать отпор. Это было страшно — пойти против человека, который годами подавлял и унижал. Но это было необходимо.

Она посмотрела на мужа. Павел что-то чертил в блокноте — планировал, где поставить беседку. Морщинка между бровей, сосредоточенное лицо. Он изменился за эти месяцы. Стал увереннее, спокойнее. Перестал шарахаться от каждого маминого звонка, научился говорить «нет».

Может, именно этого им и не хватало. Не новой дачи, не денег, а границ. Чётких, понятных границ между ними и Галиной Николаевной. Между их семьёй и внешним миром.

Дарья улыбнулась и вернулась к своим цветам. Завтра будет новый день. С новыми заботами, планами, мечтами. Но уже без страха и оглядки на прошлое.

Оцените статью
Добавить комментарии

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

— Я подписала документы на продажу нашей дачи, где вы всё своими руками делали — заявила свекровь за чаем
— Я молодой мужик, мне нужна нормальная баба, а не инвалид! — заявил муж, уходя