Анна впервые поняла, что означает фраза «материнская любовь душит», когда в седьмой раз за месяц обнаружила Галину Петровну за переборкой их с Сергеем шкафа.
— Аннушка, деточка, — свекровь обернулась с виноватой улыбкой, держа в руках красивую блузку, которую Анна носила на первом свидании с Сергеем. — Я тут решила помочь вам с гардеробом. Эта вещица совсем выцвела, видишь? И фасон устарел. Лучше выбросить.
Анна молча забрала блузку из рук Галины Петровны. Ткань была в отличном состоянии, цвет яркий, как новый. Но спорить она не стала — за три месяца замужества научилась, что с матерью Сергея спорить бесполезно.
— Галина Петровна, может, всё же будете предупреждать, когда приходите? — осторожно предложила Анна. — Я бы могла приготовить чай…
— Да что ты, дорогая! — махнула рукой свекровь. — Мы же семья. Какие церемонии? Я ведь помогаю вам обустроиться. Молодые, неопытные, без материнского глаза пропадёте.
Анна кивнула и прошла на кухню. На плите уже булькало что-то в кастрюле — видимо, Галина Петровна успела не только разобрать шкаф, но и начать готовить обед. Анна заглянула под крышку: борщ. С квашеной капустой. Тот самый, который она терпеть не могла с детства, но который обожал Сергей.
— Сыночку надо хорошо питаться, — донёся из комнаты голос свекрови. — А то он у нас исхудал совсем. Наверное, плохо кормишь.
Анна сжала губы. Сергей не только не похудел, но даже немного поправился от её стряпни. Но Галина Петровна этого не замечала — или делала вид, что не замечает.
Когда вечером вернулся Сергей, мать уже накрыла на стол. Он поцеловал сначала Анну в щёку, потом расцеловал мать.
— Мам, опять борщ наварила! — обрадовался он. — Как в детстве.
— А как же, сыночек. Дома должна быть настоящая еда, не эти ваши полуфабрикаты.
Анна промолчала. Полуфабрикатами в доме и не пахло, но объяснять это Галине Петровне было всё равно что толочь воду в ступе.
За ужином свекровь рассказывала о соседках, жаловалась на коммунальные службы и давала советы по ведению хозяйства. Сергей кивал, периодически вставляя «да, мам» и «конечно, мам». Анна ела молча, чувствуя себя гостем в собственном доме.
— Кстати, Аннушка, — обратилась к ней Галина Петровна, когда тарелки опустели. — Я тут прошлась по магазинам, купила вам посуды. Ваша совсем никуда не годится — дешёвая, тонкая. Сыну из такой есть нехорошо.
— Мам, да ладно тебе, — засмеялся Сергей. — Нормальная посуда. Мне всё равно, из чего есть.
— Ничего не всё равно! — нахмурилась мать. — Теперь у тебя есть жена, должен быть достойный дом.
Анна почувствовала, как внутри что-то сжимается. Каждое слово Галины Петровны было словно укол: ты плохо готовишь, плохо выбираешь посуду, плохо заботишься о муже.
— Спасибо, — тихо сказала она. — Но мы сами можем выбрать посуду.
— Можете, конечно, — кивнула свекровь. — Но опыта у вас нет. А у меня — тридцать лет замужества. Я знаю, что мужчине нужно.
После ужина Сергей помог убрать со стола, а Галина Петровна ушла мыть посуду, несмотря на протесты Анны.
— Привыкай, дорогая, — сказала она, засучивая рукава. — Свекровь должна помогать невестке во всём. Это традиция.
Анна сидела в гостиной и слушала, как в кухне звенят тарелки. Традиция… Интересно, а традиция ли это — каждый день находить в своём доме чужого человека, который переставляет, выбрасывает, покупает, готовит, учит жить?
— Серёж, — тихо позвала она мужа, который смотрел новости.
— М? — он обернулся.
— Может, попросишь маму… ну, предупреждать, когда приходит? А то я прихожу с работы, а она уже тут. Неудобно как-то.
Сергей нахмурился.
— Аня, она же помогает. Ты видишь, сколько дел она переделала? И готовит, и убирается…
— Но это же наш дом. Наш с тобой.
— Ну и что? Она же мама.
Анна хотела объяснить, что семья — это прежде всего они с Сергеем, а родители — это уже за гранью. Но Галина Петровна в этот момент вышла из кухни, утирая руки полотенцем.
— Ну что, детки, я пойду. Завтра приду пораньше, посмотрю ванную. Мне кажется, там плитку надо обновить.
— Мам, мы же снимаем квартиру, — напомнил Сергей.
— И что? Жить-то вам здесь. Надо, чтобы было красиво и уютно.
Она поцеловала сына, кивнула Анне и ушла. Анна проводила её взглядом и подумала, что завтра снова придёт чужой человек, который будет решать, какой плиткой им пользоваться.
Через неделю Анна обнаружила, что половина её косметики исчезла из ванной. На вопрос Галина Петровна ответила, что выбросила — мол, просроченная и вредная для кожи.
— Но срок годности был нормальный, — растерянно сказала Анна.
— Деточка, я в этом разбираюсь лучше. У меня кожа чувствительная, как и у Серёжки. Наверное, и у тебя такая же. Я купила тебе хорошую косметику, гипоаллергенную.
Анна посмотрела на тюбики с незнакомыми названиями. Её кожа никогда не была чувствительной, а любимый крем, который она покупала уже пять лет, исчез вместе с остальным.
В тот же день она зашла в аптеку и купила новый тюбик привычного крема. Спрятала его в сумочку — единственное место в доме, куда пока не добрались заботливые руки Галины Петровны.
На следующий день свекровь пришла с пакетами продуктов.
— Я решила готовить обеды на всю неделю, — объявила она. — Будете брать на работу. Полезнее, чем в столовой питаться.
Анна не питалась в столовой. У них на работе была хорошая кухня, где можно было разогреть принесённое из дома. Но Галина Петровна уже развязывала пакеты, доставая мясо, овощи, крупы.
— Галина Петровна, — решилась Анна. — А можно я сама буду готовить? Мне нравится…
— Нравится — это хорошо, — кивнула свекровь. — Значит, будешь учиться на моём примере. Я тебя научу, как правильно мужчину кормить.
И снова этот укол: ты не умеешь правильно кормить мужчину. Анна готовила с детства, помогая матери. В студенчестве кормила себя и подругу по комнате. Сергей всегда хвалил её стряпню. Но, видимо, ошибался.
— Смотри, как котлеты делать, — Галина Петровна уже месила фарш. — Хлеб не жалей, а то сухие получатся. И лук мелко режь, а то Серёжка не любит крупный.
Анна стояла рядом и записывала в блокнот. Не потому что не знала, как готовить котлеты, а потому что хотела хоть как-то участвовать в процессе приготовления еды в собственном доме.
К концу месяца Анна чувствовала себя как постоялец в собственной квартире. Галина Петровна приходила почти каждый день, и каждый день что-то меняла, переставляла, выбрасывала или покупала.
Исчезла любимая кружка Анны — треснула, объяснила свекровь, хотя ещё утром была целой. Исчез уютный плед, под которым они с Сергеем любили смотреть фильмы — вместо него появился новый, красивый, но колючий. Исчезли книги, которые Анна перечитывала в минуты грусти — зачем старое хранить, сказала Галина Петровна.
Но больше всего Анну раздражало то, что свекровь появлялась в доме в любое время. Утром, когда они ещё не проснулись. Днём, когда Анна работала из дома. Вечером, когда они хотели побыть вдвоём.
— Мне ключи дал Серёжка, — объясняла Галина Петровна. — Чтобы помогать вам. Ведь вы ещё неопытные, могу что-то подсказать.
Анна попыталась поговорить с мужем ещё раз.
— Серёж, пожалуйста, поговори с мамой. Пусть хотя бы звонит, прежде чем прийти.
— Аня, ну что за ерунда? — раздражённо ответил Сергей. — Она же не чужой человек. И потом, она столько для нас делает…
— Но мне неуютно. Я прихожу домой, а там кто-то есть. Роется в наших вещах, готовит, убирается. Я чувствую себя лишней в собственном доме.
— Не преувеличивай. Мама хочет как лучше.
— А меня никто не спрашивает, чего хочу я!
Сергей посмотрел на неё с удивлением.
— А что ты хочешь?
— Хочу, чтобы мой дом был моим домом. Чтобы я сама решала, какую посуду покупать и что готовить. Чтобы мне не указывали, как жить!
— Да никто тебе не указывает. Мама просто помогает.
— Помогает? — горько засмеялась Анна. — Серёж, она выбросила половину моих вещей! Переставила мебель! Готовит то, что я не ем! И при этом постоянно намекает, что я плохая жена!
— Этого она не говорила.
— Не прямо. Но каждое её слово — упрёк. «Серёжка исхудал», «посуда плохая», «косметика вредная». Я устала оправдываться в собственном доме!
Сергей помолчал, обдумывая её слова.
— Ладно, — наконец сказал он. — Поговорю с ней. Попрошу предупреждать.
Но когда он поговорил с матерью, та только рассмеялась.
— Серёжка, да что ты! Какие церемонии в семье? Я же не чужая. И потом, Аннушка просто ещё не привыкла. Молодая, неопытная. Ей кажется, что я мешаю, а на самом деле я ей помогаю стать хорошей хозяйкой.
И всё продолжилось по-прежнему.
Переломный момент наступил в пятницу. Анна взяла отгул, чтобы заняться домашними делами. Планировала переставить мебель в спальне, постирать, приготовить что-нибудь особенное к возвращению Сергея.
Но когда она вошла в квартиру, там уже был знакомый голос:
— Нет, Лена, представляешь, они кровать к окну поставили! Я им объясняю — нельзя так, по фэн-шую это плохо. А они не слушают…
Галина Петровна разговаривала по телефону, сидя на диване и попивая чай из Анниной любимой чашки — той самой, которая якобы «треснула» и которую Анна обнаружила спрятанной в дальнем шкафчике.
— А, Аннушка! — заметила она невестку. — Ты рано сегодня. Я тут решила генеральную уборку сделать. Уже половину переделала.
Анна оглядела квартиру. Мебель в гостиной стояла совсем не так, как было утром. Книжные полки поменялись местами с телевизором. Картины висели в других местах. На столе лежали стопки белья — видимо, Галина Петровна успела и постирать.
— Лена, перезвоню, — сказала свекровь в трубку. — Тут невестка пришла, надо ей объяснить, где что теперь стоит.
Анна молча прошла в спальню. Там кровать действительно переехала от окна к противоположной стене. Шкаф поменялся местами с комодом. На туалетном столике не было ни одной Анниной вещи — только новые, купленные Галиной Петровной.
— Ну как тебе? — спросила свекровь, появляясь в дверях. — Гораздо уютнее стало, правда? И по фэн-шую правильно.
Анна стояла посреди спальни и не узнавала её. Это была не их с Сергеем комната. Это была комната, обустроенная по вкусу Галины Петровны.
— Где мои вещи? — тихо спросила она.
— Какие вещи, дорогая?
— Косметика. Украшения. Фотографии.
— А, это! Косметику я выбросила. Украшения сложила в шкатулку, а фотографии… Фотографии в альбом убрала. Зачем по столу раскидывать?
Анна открыла шкатулку. Там лежали только дешёвые украшения, которые она почти не носила. Дорогие, подаренные родителями и Сергеем, исчезли.
— А где серьги с бриллиантами? И кольцо с сапфиром?
— А, эти! — спохватилась Галина Петровна. — Я их в банк отнесла, в ячейку. Дома такие вещи хранить опасно. Воры же сейчас…
Анна почувствовала, как внутри что-то лопнуло.
— Вы отнесли мои украшения в банк? Без моего разрешения?
— Ну да. А что такого? Целее будут.
— Вы вошли в мой дом без разрешения, переставили мою мебель, выбросили мои вещи и украли мои украшения!
— Аннушка! — возмутилась свекровь. — Какие странные слова! «Украли»! Я сберегла! И потом, какой «ваш дом»? Это дом моего сына, и я имею право…
— Вы не имеете никакого права! — крикнула Анна. — Это наша квартира! Наша с Сергеем! И вы здесь чужой человек!
Галина Петровна побледнела.
— Как ты смеешь? Я — мать твоего мужа! Я — бабушка твоих будущих детей! Какой ещё чужой человек?
— Чужой! — повторила Анна. — Потому что ведёте себя как чужой! Хозяйничаете, указываете, выбрасываете! А я должна молчать, потому что вы «мать мужа»!
— Я помогаю вам! Учу тебя быть хорошей женой!
— Вы не помогаете! Вы мешаете! Вы делаете из меня прислугу в собственном доме!
Галина Петровна выпрямилась во весь рост.
— Как ты разговариваешь с пожилым человеком? Где твоё воспитание?
— А где ваше воспитание, когда вы входите в чужой дом без разрешения?
— В дом сына!
— В МОЙ дом!
Они стояли друг против друга в переставленной спальне, и Анна вдруг поняла: хватит. Хватит извиняться, хватит молчать, хватит быть гостем в собственной жизни.
— Галина Петровна, — сказала она тихо, но твёрдо. — Завтра я поменяю замки. И больше вы сюда без приглашения не войдёте.
Свекровь открыла рот, но Анна её опередила:
— Всё. Я устала. Устала от ваших визитов, от ваших советов, от того, что вы считаете меня неспособной на самостоятельную жизнь. Если хотите видеться с сыном — приглашайте к себе. Или предупреждайте о визитах. Но так больше продолжаться не может.
Галина Петровна молчала, глядя на неё круглыми от изумления глазами.
— И верните мои украшения, — добавила Анна. — Сегодня же.
Украшения Галина Петровна принесла через час, молча положив шкатулку на стол. Анна проверила — всё на месте.
— Спасибо, — сухо сказала она.
— Серёже я всё расскажу, — пригрозила свекровь. — Пусть знает, какая у него жена.
— Расскажите, — кивнула Анна. — Я и сама ему расскажу.
После ухода Галины Петровны Анна села посреди переставленной гостиной и заплакала. Не от злости, не от обиды — от облегчения. Наконец-то она сказала то, что думала. Наконец-то защитила себя.
Потом встала и начала возвращать мебель на места.
Сергей вернулся домой в обычное время. Галина Петровна его уже предупредила — он вошёл в квартиру мрачный и сразу прошёл к Анне.
— Мама рассказала, что ты с ней разговаривала, — начал он без предисловий. — Это правда?
— Правда, — кивнула Анна. — Но не совсем так, как она рассказала, наверное.
— Она сказала, что ты её оскорбляла. Назвала чужим человеком.
— Назвала. И повторю — она ведёт себя как чужой человек.
Сергей сел рядом с ней на диван — тот самый диван, который утром стоял у другой стены.
— Аня, объясни мне. Что произошло?
И Анна рассказала. Про переставленную мебель, про выброшенные вещи, про украшения в банке. Про то, как она чувствует себя в собственном доме.
— Она хотела как лучше, — сказал Сергей, когда она закончила.
— Серёж, пойми: неважно, как она хотела. Важно, что она делала. Она вела себя так, будто это её дом, а я здесь временный жилец.
— Но она же мама…
— Твоя мама. Не моя. И для меня она пока чужой человек, которого я должна уважать как твою мать, но который должен уважать меня как твою жену.
Сергей помолчал.
— И что теперь?
— Завтра меняю замки.
— Аня…
— Серёж, послушай меня внимательно, — перебила его Анна. — Я не запрещаю тебе общаться с мамой. Я не запрещаю ей приходить в гости. Но по приглашению и с предупреждением. Как любой воспитанный человек.
— А если она не согласится?
— Тогда тебе придётся выбирать, с кем ты хочешь жить — со мной или с мамой.
Сергей посмотрел на неё испуганно.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я не собираюсь всю жизнь быть гостем в собственном доме.
Он встал, прошёлся по комнате, снова сел.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Завтра утром поговорю с мамой.
Разговор с Галиной Петровной оказался тяжёлым. Она кричала, плакала, упрекала сына в неблагодарности. Говорила, что Анна его «испортила» и «настроила против матери».
— Мам, пойми, — устало повторял Сергей. — Это её дом тоже. Она имеет право на комфорт.
— А я не имею права помочь сыну?
— Имеешь. Но по приглашению. И не нарушая границ.
— Каких границ? Мы же семья!
— Семья — это прежде всего я и Анна. А ты — моя мама, которую я люблю. Но у нас теперь разные дома.
Галина Петровна долго молчала, переваривая услышанное.
— Значит, жена тебе важнее матери, — наконец сказала она.
— Не важнее. По-другому. Ты дала мне жизнь, а с Анной я эту жизнь строю.
— И что мне теперь делать? Забыть о сыне?
— Мам, ну что ты! Приходи в гости. Звони заранее, предупреждай. Мы будем рады видеть тебя.
— Буду звонить как к чужим людям?
— Будешь звонить как воспитанный человек.
Галина Петровна встала.
— Хорошо, — холодно сказала она. — Раз я здесь лишняя, больше вас беспокоить не буду.
И ушла, громко хлопнув дверью.
Слесарь пришёл на следующий день утром.
В обед позвонила Галина Петровна. Голос у неё был официальный, холодный.
— Анна, это Галина Петровна. Я хотела зайти к Серёжке, забрать кое-что из вещей.
— Хорошо, — ответила Анна. — Когда вам удобно?
— Сейчас удобно.
— Сейчас я на работе. А Сергей тоже. Может, вечером?
Пауза.
— Хорошо. В семь.
— В семь будем дома.
Галина Петровна пришла ровно в семь. Попыталась по привычке открыть дверь своим ключом, но та не поддалась. Она позвонила в звонок и протянула в открывшуюся дверь связку ключей.
— Вот, — сказала она. — Раз замки поменяли, эти уже не нужны.
— Замки поменяла я, — сказала Анна твёрдо, глядя в глаза свекрови. — Вы мне чужой человек, и вам нечего делать в моём доме.
Галина Петровна вздрогнула, услышав такие прямые слова.
— Вы мне до сих пор чужой человек, — продолжила Анна. — Потому что не уважаете меня. А чужих людей в мой дом без приглашения я не пускаю.
— Анна… — начал Сергей, но жена его остановила.
— Нет, Серёж, пусть твоя мама поймёт. Я готова с ней дружить, готова её уважать, готова считать семьёй. Но только если она тоже будет меня уважать.
Галина Петровна молчала, глядя в пол.
— Я не хочу войны, — мягче сказала Анна. — Я хочу мира. Но мир должен быть честным.
Свекровь подняла глаза.
— А если я буду звонить перед визитом?
— Тогда добро пожаловать.
— И не буду переставлять вашу мебель?
— Будем очень рады вашим советам. Именно советам, а не указам.
Галина Петровна кивнула.
— Можно… можно я сейчас посижу немного? С Серёжкой?
Анна улыбнулась — первый раз за три месяца искренне улыбнулась свекрови.
— Конечно. Я поставлю чайник.
Первые две недели Галина Петровна не звонила вообще. Сергей переживал, названивал ей, но она отвечала холодно: «Всё хорошо, сынок. Живи со своей женой».
— Она обижена, — говорил он Анне. — Может, сходим к ней?
— Сходим, — соглашалась Анна. — Но позже, пусть остынет.
Она окинула взглядом комнату. Тут многое следует вернуть на свои места…
