— Дариночка, солнышко, я на минутку, не буду отвлекать, — Вася просочился в кабинет с той вкрадчивой мягкостью, которая всегда предшествовала очередной просьбе. Он остановился у массивного дубового стола, за которым его жена, не поднимая головы, разбирала какие-то бумаги. Свет настольной лампы выхватывал из полумрака её сосредоточенный профиль и строго уложенные волосы.
Дарина не ответила, лишь слегка повела плечом, давая понять, что слушает. Её пальцы методично перекладывали листы, сортируя их на две аккуратные стопки. Этот ритуал успокаивал её, вносил порядок в хаос цифр и обязательств.
— Тут такое дело… Анечке нашей ноутбук нужен новый, — выпалил он скороговоркой, будто боялся, что не успеет договорить. — Для учёбы, сама понимаешь. Программирование, дизайн… Там мощности требуются серьёзные.
Дарина замерла. Её рука с очередным счётом застыла в воздухе. Она медленно, очень медленно положила лист на стол и только после этого подняла на мужа глаза. Взгляд её был холодным и пустым, как у оценщика, изучающего бесполезную вещь.
— Мы покупали Ане ноутбук. Полгода назад. За сто двадцать тысяч. Я хорошо помню эту цифру, потому что она равнялась трём твоим зарплатам. Куда он делся?
Вася замялся, его заготовленная уверенность начала давать трещины под этим ледяным спокойствием.
— Ну… он… понимаешь, он уже устарел. Технологии не стоят на месте, программы обновляются, требуют больше ресурсов. Она говорит, он виснет постоянно, работать невозможно. Мучается ребёнок.
«Мучается ребёнок». Эта фраза ударила Дарину наотмашь. Она вспомнила селфи «мучающегося ребёнка» из элитного турецкого отеля, поездку в который оплатила, конечно же, она. Вспомнила новый айфон, купленный «для связи с одногруппниками». Вспомнила бесконечные «дай на такси», «дай на кафе», «дай на новые джинсы». Она с силой бросила стопку бумаг на стол. Плотные листы с отчётами веером разлетелись по полированной поверхности.
— А с какой стати я должна спонсировать твою семейку, Вася? Если они не умеют жить по средствам, то они прекрасно и дальше обойдутся без отпусков, дорогой техники и всего остального!
— Но…
— Хватит! Мой кошелёк для твоей ненасытной родни закрыт. Навсегда.
Он отшатнулся, словно от пощёчины. Лицо его побагровело.
— Ты что себе позволяешь?! Это моя семья! Я должен им помогать! Это семейные ценности, о которых ты, видимо, и не слышала!
— Я тебе ничего не обязана! — отрезала Дарина, вставая из-за стола. Теперь она смотрела на него сверху вниз, и эта перемена в расстановке сил была физически ощутимой. — Ты хочешь им помогать? Прекрасно. Помогай. Из своей зарплаты. А чтобы тебе было легче это делать, с завтрашнего дня мы живём на раздельном бюджете. Ровно половина всех расходов на эту квартиру, еду, машину и прочее — твоя. Оплатишь свою долю — остаток можешь хоть весь отдать своей сестре на самый мощный в мире ноутбук. Не сможешь оплатить — можешь собрать вещи и переехать жить к ним. Уверенна, они с радостью примут такого щедрого спонсора.
Она говорила это не крича, а чеканя каждое слово, как приговор. В её голосе не было ни капли сомнения. Это была не угроза. Это был новый устав их совместной жизни.
Не дожидаясь ответа, Дарина обошла стол и, не удостоив мужа даже взглядом, вышла из кабинета. Она прошла в спальню, оставив его одного посреди разбросанных счетов и собственных рухнувших надежд. А Вася так и стоял, бледный как полотно, с полуоткрытым ртом. В его голове судорожно билась одна единственная мысль, перекрывая обиду и гнев: он пытался подсчитать, сколько денег у него останется после того, как он оплатит свою половину жизни, к которой так привык. И цифра, выходившая в итоге, была пугающе близка к нулю.
Прошло три дня. Три дня оглушительной, вязкой тишины, которая была громче любого скандала. Вася пытался игнорировать новые реалии. Он вёл себя как обычно: разваливался на диване перед огромным плазменным телевизором, оставлял чашку из-под кофе на кухонном острове, ожидал, что ужин появится на столе сам собой. Но что-то безвозвратно сломалось. Дарина двигалась по квартире как тень, её присутствие ощущалось лишь в идеальном порядке, который она молча наводила, и в холоде, исходившем от неё, словно от айсберга. Ужин появлялся, но только на одного. Кофе в дорогой кофемашине был сварен, но только для одной чашки.
Вечером третьего дня он не выдержал. Он застал её в гостиной, где она читала книгу, уютно устроившись в кресле. Он подошёл и сел на подлокотник, попытавшись изобразить на лице раскаяние и нежность.
— Дарин… Ну хватит. Мы же семья. Я люблю тебя. Неужели какая-то железка может встать между нами? Давай не будем рушить то, что строили годами.
Дарина перевернула страницу, не удостоив его взглядом. Её спокойствие выводило из себя.
— Мы ничего не рушим, Вася. Мы просто проводим инвентаризацию. И выясняем, кто и что вкладывал в это «строительство».
— Ты о деньгах? Опять ты о деньгах! — он картинно всплеснул руками. — Это так мелко, Дарина! Я говорю о чувствах, о поддержке, о том, что родные люди должны держаться вместе!
— Поддержка — это улица с двусторонним движением, — она наконец закрыла книгу, положив в неё закладку, и посмотрела на него. — А у нас всё движение шло в одну сторону — из моего кармана в карман твоей семьи. Теперь я просто перекрыла эту полосу на ремонт. Всё. Разговор окончен.
Он понял, что стена непробиваема. Жалость и призывы к любви не работали. Значит, пришло время для тяжёлой артиллерии.
На следующий день, когда Дарина вернулась с работы, её ждал сюрприз. В гостиной, на её любимом диване из светлой итальянской кожи, сидела Аня. Рядом, в роли группы поддержки, суетился Вася, подливая ей в бокал сок. Аня была само воплощение юной наглости: поза расслабленная, нога закинута на ногу, в руке подрагивает последний айфон. Она окинула Дарину ленивым, оценивающим взглядом, будто та была не хозяйкой квартиры, а прислугой, вошедшей без стука.
— Дарин, привет, — протянула она с лёгкой укоризной в голосе. — Я вот пришла поговорить. А то Вася совсем расстроен, да и мама переживает. Мы же не чужие люди.
Дарина молча сняла туфли, поставила их на полку и прошла в комнату. Она не стала садиться, оставшись стоять напротив дивана. Эта позиция давала ей преимущество.
— Я слушаю, — её тон был абсолютно нейтральным.
— Я просто не понимаю, что случилось, — начала Аня свой спектакль. — Ты всегда была такой доброй, всегда нам помогала. И вдруг такое… Из-за какого-то ноутбука. Для меня ведь это не просто игрушка, ты пойми. Это моё будущее, моя профессия. Неужели тебе жалко вложить немного в моё развитие? Это же инвестиция в семью.
— Инвестиция, — повторила Дарина, пробуя слово на вкус, как экзотический фрукт. — Интересная формулировка. Только любая инвестиция предполагает возврат. Аня, скажи мне, какой возврат я получила от вложений в твои поездки на море? Или в твой телефон? Или в тот, «устаревший», ноутбук?
Аня растерянно моргнула. Такого прямого, почти бухгалтерского подхода она не ожидала.
— Ну… я… я же вам благодарна! — нашлась она. — Я же вас всех люблю!
— Любовь и благодарность, к сожалению, не конвертируются в рубли, которыми я оплачиваю эту квартиру, эту еду и эту твою беззаботную жизнь, — отчеканила Дарина. Она перевела взгляд на мужа, который до этого молчал, надеясь, что сестра справится сама. — Вася, ты привёл её сюда, чтобы она давила на меня? Ты решил, что если твоих манипуляций оказалось недостаточно, то её наглость сработает?
— Прекрати! Она просто пришла по-человечески поговорить! — взвился Вася, вскакивая с дивана.
— По-человечески — это когда приходят с благодарностью, а не с новым списком требований, — Дарина сделала шаг к ним. — Так вот, Аня. Отвечаю тебе прямо. Нового ноутбука не будет. Денег не будет. Если твой брат хочет обеспечить твоё «будущее» — пусть ищет вторую работу. Или третью. А теперь, я думаю, ваш визит окончен. Я устала и хочу отдохнуть. В своей квартире.
Она развернулась и пошла в сторону спальни, оставив их сидеть на диване, как двух провинившихся школьников, чей хитроумный план с треском провалился. В воздухе повисло унизительное осознание того, что лёгкий штурм не удался. А значит, придётся готовиться к полномасштабной осаде.
Провал операции «Сестра» имел незамедлительные последствия. Вася, униженный и злой, очевидно, потратил весь вечер на телефонные переговоры, потому что на следующий день, в субботу, когда Дарина пила свой утренний кофе в тишине и покое, в дверь позвонили. Звонок был не короткий и вежливый, а долгий, требовательный, будто за дверью стоял не гость, а ревизор.
Дарина открыла. На пороге стояла вся семья Васи в полном составе. В центре — Зинаида Павловна, его мать, женщина с монументальной осанкой и лицом, на котором застыло выражение вселенской правоты. Слева от неё маячил младший брат Кирилл, двадцатилетний верзила с пустым взглядом и вечно приоткрытым ртом. А за их спинами, как режиссёр-постановщик, скромно прятался сам Вася.
— Ну, здравствуй, Дарина, — пророкотала Зинаида Павловна, не дожидаясь приглашения и проходя в квартиру. Её взгляд хозяйки мгновенно обежал дорогую прихожую, задержавшись на венецианской штукатурке. — Слышала я, у вас тут нелады. Приехали поддержать сыночка. А то совсем исхудал, бедный.
Она говорила это, глядя не на Дарину, а куда-то сквозь неё. Кирилл, не сказав ни слова, молча обогнул Дарину и направился прямиком на кухню, где с характерным стуком открыл дверцу холодильника. Вася виновато проскользнул следом за матерью.
— Мам, может, чаю? Кофе? — засуетился он.
— Кофе, Васенька, сделай мне кофе. Только хороший, из этой твоей шикарной машины, — она прошествовала в гостиную и опустилась в любимое кресло Дарины, то самое, в котором та вчера читала книгу. Она провела рукой по кожаной обивке, оценивающе хмыкнула и обратилась к сыну, который уже гремел чашками на кухне: — И диван этот твой надо бы передвинуть. Весь свет от окна загораживает. Совершенно непрактично.
Гостиная, ещё пять минут назад бывшая территорией Дарины, её оазисом спокойствия, на глазах превращалась в штаб-квартиру семейства. Кирилл вернулся из кухни с бутербродом размером с его голову и, не обращая ни на кого внимания, плюхнулся на диван, включив пультом телевизор. Комнату немедленно заполнили крики и музыка какого-то утреннего ток-шоу. Вася принёс матери кофе в лучшей фарфоровой чашке Дарины.
Дарина стояла в проходе, наблюдая за этим срежиссированным вторжением. Она поняла их тактику. Они не собирались просить. Они не собирались убеждать. Они пришли, чтобы сделать её жизнь невыносимой. Они собирались оккупировать её пространство, сожрать её покой, выпить её дорогой кофе и занять её любимое кресло до тех пор, пока она не сломается и не взмолится о пощаде, согласившись на любые условия, лишь бы этот балаган прекратился.
— В хорошей семье, Дариночка, всё должно быть по-людски, — начала свой поучительный монолог Зинаида Павловна, прихлёбывая кофе и не глядя на неё. — Люди друг другу помогают, поддерживают. Особенно родные. А то что же это получается? Один в шёлке ходит, а другой последний кусок доедает? Это неправильно. Не по-семейному. Вася — он ведь человек с большим сердцем, он за своих родных горой. А хорошая жена должна мужа в этом поддерживать, а не палки в колёса вставлять.
Кирилл на диване громко чавкнул, соглашаясь. Вася преданно смотрел на мать, кивая каждому её слову.
Дарина молчала. Она смотрела на мужа, который наслаждался её дискомфортом, на его наглого брата, который вёл себя так, будто эта квартира — бесплатный отель с полным пансионом, на его мать, которая присвоила себе право вершить суд в её доме. Она не чувствовала злости. Она чувствовала, как внутри неё что-то окончательно замерзает, превращаясь в чистый, прозрачный лёд.
— Я поняла, — тихо, но отчётливо произнесла она. — Вы приехали погостить. Располагайтесь.
Она развернулась и ушла в свой кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Она не собиралась бороться с ними на их поле. Она не будет вступать в перепалку и доказывать свою правоту. Она просто будет ждать. За дверью ревел телевизор, слышались голоса и смех. Её дом больше ей не принадлежал. Это была уже не просьба о помощи. Это было объявление войны. И Дарина это объявление приняла.
Весь понедельник Дарина провела на работе, погрузившись в проекты и совещания с головой. Она сознательно задержалась, вернувшись домой поздно вечером, когда город уже зажёг миллионы огней. Она ожидала застать последствия субботнего вторжения — грязную посуду, беспорядок, но реальность превзошла все её ожидания. Это был уже не просто гостевой визит. Это была полномасштабная, наглая оккупация.
Гостиная напоминала зал ожидания на захолустном вокзале. В воздухе висел плотный запах жареной картошки и дешёвых сосисок, перебивавший тонкий аромат её диффузора с сандалом. Зинаида Павловна восседала в её кресле, как королева на троне, и смотрела по огромному телевизору какой-то криминальный сериал. На диване, закинув ноги в грязных носках на кофейный столик из массива ореха, развалился Кирилл, увлечённо тыкая в планшет. А в углу, на пуфике, пристроилась и Аня, которая, видимо, была вызвана в качестве подкрепления. Вся троица существовала в этом пространстве так, словно они здесь родились. А между ними, как расторопный официант, метался Вася, поднося тарелки с нарезанным сыром и колбасой.
Никто даже не повернул головы, когда она вошла. Лишь Зинаида Павловна, не отрывая взгляда от экрана, лениво бросила через плечо:
— Мы тут с Васей подумали, Дарина. Машину пора менять. На этой на дачу ездить уже несолидно. Надо что-то побольше, внедорожник какой-нибудь. Чтобы и рассаду можно было увезти, и мы все поместились.
Это было сказано таким будничным тоном, будто речь шла о покупке нового чайника. И эта обыденность, эта абсолютная уверенность в своём праве распоряжаться её жизнью и её деньгами, стала для Дарины последним щелчком выключателя. Внутри неё что-то с оглушительным треском оборвалось.
Она не сказала ни слова. Она молча прошла мимо них к кофейному столику. На нём, рядом с крошками и жирными пятнами, лежал пульт от телевизора. Дарина взяла его, спокойно открыла крышку батарейного отсека, вытряхнула две батарейки себе на ладонь и сжала их в кулаке. Экран телевизора продолжал работать. Она положила бесполезный кусок пластика обратно на стол.
Затем она подошла к стене, где в розетке светился огоньками Wi-Fi роутер — источник интернета для планшета Кирилла и телефона Ани. Она методично выдернула из него блок питания. Зелёные огоньки погасли.
Её последней целью стала кухня. Она прошла к стойке, где стояла дорогая итальянская кофемашина — гордость Зинаиды Павловны в этом доме. И с тем же безэмоциональным спокойствием выдернула вилку из розетки.
В квартире наступила странная, непривычная тишина, нарушаемая лишь звуком сериала. Первым отреагировал Кирилл.
— Эй, инет пропал! — возмущённо протянул он, отрываясь от потухшего экрана планшета. Аня тоже подняла голову от телефона.
Зинаида Павловна наконец оторвалась от сериала и повернулась к Дарине.
— Ты что творишь, ненормальная? А ну верни всё как было!
Но Дарина уже направлялась к главному выключателю на стене у входа. Она не смотрела на них. Её рука легла на панель с несколькими клавишами.
— Дарина, прекрати, что на тебя нашло? — испуганно запричитал Вася, делая шаг к ней.
Дарина посмотрела на него. Впервые за весь вечер она посмотрела прямо на него, и в её взгляде была арктическая пустота.
— Парк развлечений закрыт, — произнесла она тихо, но её голос разнёсся по всей квартире. — Все аттракционы обесточены. Карусели остановлены, сладкая вата кончилась, и клоунам больше не платят. Представление окончено.
Она нажала на главную клавишу. Свет в гостиной и на кухне погас. Включённым остался только телевизор, его свет выхватывал из темноты растерянные, искажённые злобой лица.
— Вон, — сказала она в темноту. — Все. Из моего дома. Сейчас же.
— Да как ты смеешь нас выгонять?! — взвизгнула Зинаида Павловна, пытаясь подняться с кресла. — Вася, ты мужчина или кто?! Сделай что-нибудь с этой мегерой!
Вася дёрнулся, но, встретившись с ледяным взглядом жены, застыл на месте. Он увидел в её глазах нечто такое, чего не видел никогда раньше — абсолютную, непоколебимую решимость. Он понял, что это конец. Не очередной ссоры. А всего.
— Я вызову полицию! — закричал Кирилл, хотя сам не двинулся с места.
— Вызывай, — безразлично бросила Дарина. — Заодно объяснишь им, что вы трое делаете в чужой квартире и почему отказываетесь её покидать.
Это был сокрушительный удар. Они поняли, что игра проиграна. В наступившей тишине, под бормотание телевизора, они начали торопливо собираться, злобно сопя и бросая на Дарину ненавидящие взгляды. Она стояла у стены, молчаливая и неподвижная, как статуя правосудия, и наблюдала, как её дом покидают паразиты. Последним, сгорбившись, вышел Вася. Он не посмотрел на неё. Дверь за ним захлопнулась, навсегда отрезая её от его семьи и от него самого. Телевизор продолжал что-то бубнить в пустой тёмной комнате…
