Лиза закрыла дверь ванной и прислонилась к ней спиной, глядя на две полоски на тесте. Сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она сделала глубокий вдох, потом ещё один, и только тогда позволила себе улыбнуться. Широко, счастливо, по-настоящему.
— Сашка, — позвала она мужа, выходя в коридор. — Саш, иди сюда!
Александр вышел из кухни с кружкой кофе в руке, взъерошенный, в домашних штанах и старой футболке. Такой родной, такой любимый.
— Что случилось? — Он нахмурился, заметив что-то в её лице. — Всё нормально?
Лиза протянула ему тест, не в силах выдавить ни слова. Саша посмотрел на пластиковую коробочку, потом на неё, потом снова на тест. Кружка выпала из его руки — хорошо, что пустая — и покатилась по паркету.
— Это… — начал он и запнулся. — Лиз, это правда?
Она кивнула, и в следующую секунду оказалась в его объятиях. Саша прижал её к себе так крепко, что перехватило дыхание, целовал в шею, шептал что-то бессвязное. Лиза чувствовала, как его сердце бьётся в унисон с её собственным.
— Мы будем родителями, — произнёс он наконец, отстранившись и глядя ей в глаза. — Господи, Лиз, у нас будет ребёнок!
В его глазах блестели слёзы, и Лиза почувствовала, как и у неё самой защипало веки. Они так долго этого хотели. Три года брака, полтора года попыток — и вот оно, наконец.
— Надо маме позвонить, — спохватился Саша. — Она так обрадуется!
Лиза поморщилась, но промолчала. Алла Викторовна, свекровь, была единственной тёмной тучкой на их безоблачном небе. Впрочем, даже тучкой назвать трудно — скорее, лёгкой дымкой, которая иногда заслоняет солнце.
Они поженились три года назад, и с первого дня Лиза чувствовала, что для свекрови она недостаточно хороша. Недостаточно образованна — всего лишь дизайнер в рекламном агентстве, а не врач или юрист. Недостаточно домовита — предпочитает заказывать готовую еду, а не стоять у плиты часами. Недостаточно почтительна — позволяет себе иметь собственное мнение.
Алла Викторовна никогда не говорила этого прямо, конечно. Только намёками, полунамёками, случайными замечаниями. «Ой, Лизонька, а ты что, не умеешь голубцы готовить? Странно как-то». Или: «Сашенька всегда любил девочек с длинными волосами, а ты вот коротко подстриглась». Или: «Знаешь, дорогая, в моё время жёны больше времени дома проводили, а не засиживались на работе до ночи».
Лиза сначала расстраивалась, потом злилась, а теперь просто пропускала мимо ушей. Подруги её успокаивали: у других со свекровями вообще война, а это так, мелкие придирки. Саша души в ней не чаял, а это главное.
— Давай я лучше своей маме сначала позвоню, — предложила Лиза. — А твоей потом вместе скажем.
Саша кивнул, увлечённо рассматривая тест, словно там была какая-то важная информация, кроме двух полосок.
Следующие две недели пролетели в счастливой суете. Лиза записалась к врачу, они с Сашей пересчитали бюджет, начали присматривать коляски в интернете — хотя было ещё так рано, что это казалось нелепым. Алла Викторовна, конечно, узнала новость и изобразила радость, хотя Лиза почему-то уловила в её поздравлениях некоторую натянутость.
А потом раздался звонок.
— Лизонька, дорогая, — голос свекрови в трубке звучал слащаво. — Не могла бы ты ко мне заехать? Часика на два. Нам надо поговорить.
— О чём? — насторожилась Лиза.
— Ну как о чём, о внуке моём! — Алла Викторовна рассмеялась, но смех вышел каким-то деревянным. — Я тут столько вещей детских нашла, хочу передать. И вообще, давно не виделись. Приезжай, я пирог испеку.
Лиза хотела отказаться, но поняла, что отговорки будут выглядеть глупо. Да и правда, может, свекровь решила наладить отношения? Беременность — хороший повод для перемирия.
— Хорошо, приеду в субботу, — согласилась она.
В субботу Саша уехал на дачу к другу помогать с ремонтом, а Лиза, вооружившись коробкой конфет, отправилась к Алле Викторовне. Свекровь жила в старой сталинке в центре, в квартире с высокими потолками и скрипучим паркетом. Лиза всегда чувствовала себя там не в своей тарелке — слишком много тяжёлой мебели, слишком много портретов в рамках, слишком много прошлого, в котором для неё не было места.
— Лизонька, проходи, проходи! — Алла Викторовна распахнула дверь, изображая радушие. На ней был халат с цветочками и тапочки на каблучке. — Раздевайся, чай уже готов.
Они уселись на кухне за круглым столом. Алла Викторовна налила чай в чашки с золотой каёмкой, отрезала по куску яблочного пирога.
— Ну что, как самочувствие? — спросила она, придвигая Лизе тарелку. — Тошнит?
— Пока нет, всё нормально, — ответила Лиза, отпивая чай.
— Это хорошо. У меня вот с Сашенькой был страшный токсикоз. — Алла Викторовна вздохнула. — Но я терпела, ради ребёнка на всё готова была.
Лиза промолчала, чувствуя подвох в этой фразе. Свекровь помолчала, покрошила пирог вилкой, потом вдруг подняла глаза.
— Лиза, я тебя позвала, потому что мне надо кое-что сказать. — Голос её стал серьёзным. — Это трудно, но я как мать должна.
— Что-то случилось? — Лиза почувствовала, как напряглись плечи.
— Видишь ли… — Алла Викторовна сделала паузу, словно подбирая слова. — Саша со мной недавно разговаривал. Он очень переживает, но сам тебе сказать не может, он такой мягкий. Поэтому попросил меня.
— Что сказать? — Лиза поставила чашку, боясь расплескать.
— Дорогая моя, не обижайся, но… Саша недоволен вашим браком. — Алла Викторовна произнесла это почти шёпотом, глядя Лизе прямо в глаза. — Он говорит, что ты слишком много времени проводишь на работе, что дома бардак, что ты не готовишь. Что он чувствует себя одиноким.
Лиза почувствовала, как холод разливается по груди.
— Это неправда, — выдавила она. — Мы об этом разговаривали, он говорил, что ему всё нравится.
— Лизонька, мужчины не всё говорят жёнам напрямую, — вздохнула свекровь. — Они молчат, копят в себе, а потом бац — и развод. Я же не хочу, чтобы мой сын был несчастен. И ребёнок… Лиза, он сказал, что не уверен, что хочет ребёнка именно с тобой.
— Что?! — Лиза вскочила, чуть не опрокинув стул. — Это абсурд! Он сам был счастлив, когда узнал!
— Он просто старался тебя не расстроить. — Алла Викторовна тоже поднялась, обошла стол и взяла Лизу за руки. — Милая, я понимаю, это больно. Но лучше сейчас всё исправить, пока не поздно. Саша говорил, что ты никогда не интересуешься его делами, что он чувствует себя не нужным. Что ты эгоистичная.
— Я?! — Голос Лизы сорвался на крик. — Я эгоистичная?! Да я ради него…
— Вот видишь, ты даже принять критику не можешь, — мягко перебила Алла Викторовна. — Лиза, я говорю это для твоего же блага. Если ты хочешь сохранить семью, тебе придётся измениться. Больше времени дома, больше внимания мужу. А то он, видишь ли, подумывает о том, чтобы разойтись.
Лиза вырвала руки, отступила на шаг. Сердце колотилось, в ушах шумело.
— Он так и сказал? Что хочет разойтись?
— Не дословно, но смысл такой. — Свекровь скорбно покачала головой. — Он сказал: «Мама, я не знаю, смогу ли я с ней дальше». Лиза, прошу тебя, подумай. Ради ребёнка хотя бы.
Лиза схватила сумку и выскочила из квартиры, не попрощавшись. В голове был туман, в глазах — слёзы. Она не помнила, как добралась до метро, как доехала до дома. Всю дорогу перед глазами стояло лицо Саши — как он целовал её, как смотрел на тест, как шептал: «Мы будем родителями».
Неужели всё это было притворством?
Саша вернулся домой около восьми вечера, уставший и довольный. На лице была краска, руки в ссадинах — он с другом красили забор.
— Лиз, я дома! — крикнул он из прихожей. — Ты не поверишь, какой забор получился! Как новенький!
Лиза сидела на диване в гостиной, обхватив колени руками. Она не плакала — слёзы кончились ещё час назад. Теперь внутри была только холодная ярость.
— Лизонька? — Саша вошёл в комнату, вытирая руки полотенцем. — Ты чего такая? Что-то случилось?
— Мне твоя мама рассказала, что ты, оказывается, хочешь от нашего брака! — выпалила Лиза, вскакивая. — Пошёл вон из моей квартиры!
Саша замер, полотенце выпало из его рук.
— Что? Лиз, ты о чём?
— Не притворяйся! — Голос её дрожал. — Ты рассказал своей мамочке, что недоволен мной, что я плохая жена, что ты не хочешь со мной ребёнка! Почему не сказал мне в лицо, а?! Трус!
— Лиза, я никогда… — начал Саша, но она не дала ему договорить.
— Заткнись! — крикнула она, и сама испугалась силы своего крика. — Три года, Саша! Три года я думала, что мы счастливы! А ты, оказывается, жаловался маме, как тебе со мной плохо! Как я тебе надоела!
— Лиз, это бред какой-то! — Саша попытался к ней подойти, но она отшатнулась.
— Не подходи! Твоя мать всё мне рассказала! Она сказала, что ты просил её поговорить со мной, потому что сам не решаешься! Что ты несчастен! Что ты хочешь развестись!
— Я никогда такого не говорил! — Лицо Саши побелело. — Лиза, ты серьёзно веришь в эту чушь?!
— А почему бы мне не поверить?! — Она схватила подушку с дивана и швырнула в него. — Она твоя мать — твоя родная мать! Зачем ей врать?!
— Потому что она… — Саша осёкся, провёл рукой по лицу. — Господи, Лиз, ты же знаешь, какая она. Она никогда тебя не принимала.
— Вот именно! — торжествующе выкрикнула Лиза. — Она меня не принимала, а я думала, что это неважно, потому что ты-то меня любишь! Но теперь оказывается, что и ты тоже!
— Я люблю тебя! — Саша шагнул к ней, схватил за плечи. — Лиза, посмотри на меня! Я люблю тебя больше всего на свете!
Она вырвалась, отступила к окну.
— Врёшь. Если бы любил, не жаловался бы маме. Не говорил бы, что я эгоистка. Что я плохая жена.
— Я никогда этого не говорил! — В голосе Саши зазвучало отчаяние. — Лиз, ну подумай своей головой! Когда я хоть раз…
— Убирайся, — тихо сказала она, глядя в окно. — Убирайся из моей квартиры. Из моей жизни. Я не хочу тебя больше видеть.
— Лиза…
— УБИРАЙСЯ! — заорала она, разворачиваясь. — ВОН ОТСЮДА!
Саша постоял ещё минуту, глядя на неё покрасневшими глазами. Потом развернулся и вышел. Через десять минут хлопнула входная дверь.
Лиза рухнула на диван и наконец разрыдалась.
Она проплакала всю ночь. К утру голова раскалывалась, глаза опухли, в груди была тупая боль. Лиза лежала, уставившись в потолок, и вдруг подумала: а что, если Саша говорил правду?
Она попыталась вспомнить хоть один момент за последние месяцы, когда он был бы недоволен, когда жаловался бы, когда показывал бы, что несчастен. Ничего. Абсолютно ничего. Наоборот — он был внимательным, нежным, заботливым. Приносил ей кофе в постель по утрам. Делал массаж ног после работы. Они смеялись над глупыми комедиями, обсуждали планы на будущее, занимались ремонтом в детской.
Детская. Они вместе выбирали обои, спорили, какой цвет лучше — голубой или жёлтый. Он был так увлечён этим процессом, так счастлив. Неужели притворялся?
Лиза встала, дошла до зеркала. На неё смотрела чужая, красноглазая женщина с всклокоченными волосами. Она попыталась честно ответить себе на вопрос: была ли она плохой женой?
Да, она много работала. Но Саша никогда не возражал, более того — гордился её успехами. Да, она не готовила каждый день сложные блюда. Но они договорились, что будут по очереди, и оба были этим довольны. Да, иногда дома был беспорядок. Но разве это повод говорить матери, что ты хочешь развестись?
И тут её осенило. Эгоистка. Алла Викторовна назвала её эгоисткой. Но Саша никогда не употреблял это слово. Он вообще не любил оценочных суждений о людях. А вот его мать — любила. «Эгоистка», «неряха», «карьеристка» — это был её лексикон, её манера говорить.
Лиза достала телефон, нашла переписку с Сашей. Пролистала последние недели. «Солнышко, ты лучшая жена на свете». «Люблю тебя». «Скоро увидимся, соскучился». «Как же я счастлив, что ты у меня есть».
Она читала, и с каждым сообщением холод в груди таял, сменяясь ужасом. Что она наделала? Господи, что она наделала?
Лиза набрала номер Саши дрожащими пальцами. Гудки. Раз, два, три. Голосовая почта.
— Саш, — прохрипела она. — Саш, прости. Пожалуйста, возьми трубку. Мне нужно с тобой поговорить.
Она ждала пять минут, десять, полчаса. Перезвонила. Снова автоответчик.
— Саша, я идиотка. Я поняла. Твоя мать всё выдумала. Она врала мне. Прости меня, пожалуйста. Вернись.
Лиза написала ему сообщение, потом ещё одно. Он прочитал, но не ответил. Она позвонила снова — он сбросил.
Паника накатила волной. А вдруг он больше не вернётся? Вдруг она всё разрушила? Вдруг он решит, что жена, которая может так легко ему не поверить, не стоит того, чтобы возвращаться?
Она схватила куртку и выбежала на улицу. Саша наверняка у друга — того самого, с которым вчера красили забор. Она вызвала такси, продиктовала адрес.
Виктор открыл дверь в трениках и с кружкой чая в руке. Увидев Лизу, нахмурился.
— Он не хочет с тобой разговаривать, — сказал он без приветствия.
— Витя, пожалуйста, — Лиза сложила руки молитвенно. — Мне нужно ему объяснить. Я была не права.
— Ты ему сердце разбила, — жёстко ответил Виктор. — Он всю ночь не спал. Я его таким ещё не видел.
— Я знаю. Я всё испортила. Но, пожалуйста, дай мне шанс всё исправить.
Виктор постоял, потом вздохнул и посторонился.
— Пять минут. Если он захочет, чтобы ты ушла, сразу уходишь.
Саша сидел на кухне, уставившись в окно. На нём была та же одежда, что и вчера, только краска подсохла и потрескалась. Лицо серое, небритое, глаза красные.
— Саш, — тихо позвала Лиза.
Он не обернулся.
— Уйди, пожалуйста.
— Нет. — Она подошла, села напротив. — Не уйду, пока ты меня не выслушаешь.
Саша всё-таки посмотрел на неё. В его взгляде было столько боли, что Лиза чуть не расплакалась.
— Я был готов с тобой всё обсудить, — сказал он медленно, выговаривая каждое слово. — Если у тебя были какие-то претензии, я был готов услышать. Мы могли бы поговорить, решить любую проблему. Но ты даже не дала мне шанса объясниться. Ты поверила ей, а не мне. Своему мужу. Отцу твоего ребёнка.
— Я знаю. — Голос Лизы дрожал. — Саш, я была идиоткой. Твоя мать всё подстроила. Она подобрала такие слова, сказала так убедительно… Но это не оправдание. Я должна была тебе поверить.
— Моя мать, — горько усмехнулся Саша. — Знаешь, я всю ночь думал. Она никогда тебя не принимала. С первого дня. И я закрывал на это глаза, потому что думал: ну ладно, со временем привыкнет. Но она не привыкла. Она методично разрушала нашу семью. И я ничего не делал.
— Это не твоя вина, — Лиза протянула руку через стол, но он не ответил на жест. — Я сама всё разрушила. Вчера. Когда не поверила тебе.
— Лиза, а что будет в следующий раз? — Саша посмотрел ей в глаза. — Когда она снова что-то придумает? Ты снова мне не поверишь?
— Нет, — твёрдо сказала Лиза. — Никогда. Саша, я поняла. Я перечитала все наши переписки, вспомнила всё, что было между нами. Ты никогда не давал мне повода сомневаться. Никогда. Это я сошла с ума на минуту. Или на час. Но я больше такого не будет, обещаю.
— Обещания легко давать.
— Тогда я тебе докажу. — Она встала, обошла стол, опустилась перед ним на колени. — Саш, прости меня. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы растили нашего ребёнка вместе. Хочу, чтобы мы были семьёй. Дай мне шанс всё исправить.
Саша молчал. Секунду, две, минуту. Потом медленно протянул руку и коснулся её щеки.
— Ты разбила мне сердце, — прошептал он. — По-настоящему.
— Я знаю. И я буду всю жизнь склеивать его обратно, если ты позволишь.
Он притянул её к себе, обнял. Лиза уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась — от облегчения, от раскаяния, от счастья, что он не оттолкнул её.
— Я люблю тебя, — всхлипывала она. — Так сильно люблю. Прости меня.
— Я тоже тебя люблю, дура, — Его голос был хриплым. — Но с моей матерью нам придётся что-то решать. Я не могу допустить, чтобы она снова…
— Мы решим, — пообещала Лиза. — Вместе. Я больше не позволю ей встать между нами.
Они сидели так долго, обнявшись на кухне у Виктора, который деликатно ушёл в другую комнату. За окном рассветало — новый день, новая глава их жизни.
На следующей неделе они пошли к семейному психологу. Это была идея Саши, и Лиза согласилась без колебаний. Им нужно было научиться справляться с внешним давлением, доверять друг другу.
А ещё они поговорили с Аллой Викторовной. Разговор был тяжёлым. Саша сказал матери всё, что думал — может, впервые в жизни. Что её манипуляции недопустимы. Что Лиза — его жена, и он не позволит никому, даже родной матери, разрушать их семью. Что если она хочет видеть внука, ей придётся изменить своё поведение.
Алла Викторовна сначала отпиралась, потом плакала, потом обвиняла Лизу в том, что она настроила сына против матери. Но Саша был непреклонен. Он поставил ей ультиматум: либо она уважает их границы, либо общение будет сведено к минимуму.
— Знаешь, — сказал он Лизе вечером того дня, когда они лежали на диване, и он гладил её ещё не округлившийся живот. — Я понял одну вещь. Я всю жизнь боялся её расстроить. Старался быть хорошим сыном. Но я забыл, что теперь у меня есть своя семья. И моя главная задача — защищать её.
— Ты хороший сын, — мягко сказала Лиза. — Просто теперь ты ещё и хороший муж. И будешь хорошим отцом.
— А ты уже хорошая мать, — улыбнулся он. — Потому что борешься за нашу семью.
Они помолчали, слушая тишину их дома — их крепости, их убежища.
— Лиз, — позвал Саша. — Обещай мне одно. Если у тебя когда-нибудь возникнут сомнения, что бы ни случилось, ты придёшь ко мне. Не к кому-то ещё, не замкнёшься в своих мыслях. Ко мне. И мы поговорим. Честно, прямо, без недомолвок.
— Обещаю, — она повернулась к нему, поцеловала. — Я выучила этот урок.
