«Ты обуза», — сказал муж, перед тем как я откачала его после приступа. Он не знал, что я уже знаю о его второй семье

Воздух в его легких кончился. Лицо Олега стало сизым, губы — почти фиолетовыми. Он хватал ртом тишину, как выброшенная на берег рыба.

Глаза, вылезающие из орбит, сфокусировались на мне. На жене, которая склонилась над ним с ампулой в дрожащих руках.

— Ты… обуза… — прохрипел он, и этот шепот прозвучал в оглушительной тишине квартиры очень громко.

Всего два слова. Не мольба о помощи. Не прощание. Обвинение.

Я воткнула иглу ему в бедро. Резко, может, даже слишком грубо. Лекарство пошло по венам, заставляя мышцы дергаться.

Он не знал, что я знала. Не знал, что уже неделю я живу в аду его лжи, перебирая в голове фотографии. Доступ к общему семейному облаку, которое я сама настраивала много лет назад, он так и не закрыл.

Просто создал там новую папку, скрытую от общего просмотра. Но не от администратора. Не от меня.

Олег, Катя и маленький мальчик лет пяти на пляже. Они строят песчаный замок. Он счастлив так, как никогда не был счастлив со мной.

Я вызвала скорую ровным, почти безжизненным голосом. Сообщила адрес, симптомы, назвала препарат, который ввела.

Пока медики суетились вокруг его обмякшего тела, я стояла у окна. Не плакала. Слезы кончились еще в тот вечер, когда я увидела альбом с названием «Наши выходные».

— Состояние стабильно тяжелое. Кризис миновал, но нужен полный покой, — сказал мне врач уже в больничном коридоре. — Ваша быстрая реакция спасла ему жизнь. Вы молодец.

Я кивнула. Я не молодец. Я просто не дала ему умереть. Смерть — слишком легкий выход.

Через три дня его перевели в обычную палату. Я принесла бульон, который варила, механически нарезая овощи.

— Света… — Олег слабо улыбнулся, протягивая ко мне руку. Его кожа была бледной, почти прозрачной. — Спасибо тебе. Я… я не знаю, что бы делал без тебя.

— Ешь, остынет, — сказала я, ставя контейнер на тумбочку.

Я не присела на край кровати. Осталась стоять у двери, готовая в любой момент уйти.

— Ты злишься? Свет, я понимаю, напугал тебя до смерти. Прости меня. Я столько работал, довел себя… Все для нас.

Для нас. Это слово теперь звучало как издевательство. Какое из «нас» он имел в виду?

— Тебе нужно отдыхать, — ровно ответила я.

— Посиди со мной. Просто посиди, — в его голосе прорезались капризные, требовательные нотки. Те самые, которые я слышала каждый день.

Я молча подошла и села на стул в углу. Подальше от него.

— Я люблю тебя, — сказал он тихо, глядя мне в глаза.

Раньше я бы растаяла. А сейчас просто смотрела на его губы, которые неделю назад улыбались другой женщине, и чувствовала, как внутри все превращается в камень.

Вечером, когда он уснул под действием лекарств, я забрала его вещи, чтобы отвезти домой в стирку. Его пиджак, брюки, портфель.

Дома я вытряхнула все на кровать.

Из потайного кармана портфеля выпал второй телефон. Маленький, совсем простенький. Экран загорелся, требуя пароль. Я не стала угадывать. Я знала, что Олег — человек привычки и пустых сантиментов.

В его бумажнике, среди визиток, я нашла сложенный вчетверо клочок бумаги. Билет в кино на мультфильм «Король Лев». Трехлетней давности. Рядом с датой было написано одно слово: «Ванечка». И цифры: 1507. День и месяц. Пароль подошел.

А на обоях стояли они. Втроем. Олег, Катя и улыбающийся мальчик в обнимку с большой плюшевой собакой. И подпись под фото: «Моя настоящая семья».

Я смотрела на экран, и мир сузился до этой маленькой светящейся картинки. «Моя настоящая семья». А я тогда кто? Прислуга, которая вовремя делает укол? Удобное приложение к его успешной жизни?

Я открыла сообщения. Десятки чатов, но один — наверху, закрепленный. «Катюша ❤️».

Пролистала вверх, на несколько месяцев назад.

«Олежек, Ванечка сегодня сказал первое слово! Сказал «папа»!»

«Мой герой! Жаль, я не слышал. Целуй его за меня. Скоро буду».

Пальцы онемели. Он был там, когда их сын сказал первое слово. А мне он в тот день сказал, что у него важнейшая встреча с инвесторами из Новосибирска.

«Купил Ванечке ту самую железную дорогу. Представляю, как он обрадуется!»

«Любимый, ты лучший! Только будь осторожен. Света ничего не подозревает?»

Его ответ пришел через минуту: «Эта ничего не заподозрит. Она слишком занята тем, чтобы быть для меня идеальной. Удобная, но скучная до зубовного скрежета».

Вот оно. Черным по белому. Не просто ложь, а презрение.

Я читала всю ночь. Про их планы на отпуск в домике у озера. Про то, как они выбирали обои в детскую. Про его обещания скоро «решить вопрос со Светой».

«Еще немного, потерпи, котенок. Я выведу активы, и мы уедем. Начну все с чистого листа. С вами».

Так вот почему он так много работал. Не для «нас». Для них.

Я была не просто женой. Я была ширмой. Прикрытием для вывода активов из совместного бизнеса, который когда-то начинался на деньги моего отца.

Утром я положила телефон обратно в портфель, в тот же карман. Стерла отпечатки пальцев.

Я не чувствовала боли.

Только ледяное, всепоглощающее спокойствие. Вспомнились слова отца: «Света, в бизнесе, как и в жизни, нет места эмоциям. Только холодный расчет. Никогда не показывай врагу, что тебе больно. Покажи ему, что он просчитался».

Тогда я не понимала его. Теперь — понимаю. План начал формироваться в моей голове. Четкий и безжалостный.

Через неделю Олега выписали. Я встретила его у больницы. Помогла сесть в машину, пристегнула ремень. Он был слаб и наслаждался своей слабостью.

— Спасибо, родная. Если бы не ты…

— Не говори глупостей, — оборвала я его. — Тебе нужно восстанавливаться.

Дома он прошел в гостиную и опустился на диван. Огляделся с довольным видом хозяина.

— Как же хорошо дома. Все на своих местах. Все так… правильно.

Я осталась стоять в дверях.

— Я приготовила ужин. Будешь есть?

Его лицо слегка помрачнело от моего тона.

— Свет, что с тобой? Ты как будто чужая. Холодная какая-то.

— Я просто устала, — ответила я, не глядя на него. — Всю неделю моталась между домом, работой и больницей.

Он вздохнул, с готовностью принимая мое объяснение. Ему так было удобнее.

— Да, конечно, прости. Ты столько для меня делаешь. Ты мой ангел-хранитель.

Я молча пошла на кухню. Ангел-хранитель. Как иронично.

Вечером он, лежа в кровати, попытался притянуть меня к себе.

— Я так соскучился…

Я мягко, но настойчиво убрала его руку.

— Врач сказал — полный покой. Никаких волнений.

Он нахмурился, в глазах мелькнуло привычное раздражение.

— Да я же просто обнять! Что за лед? Ты что, больше не любишь меня?

Я посмотрела ему прямо в глаза. Впервые за долгое время — без страха и заискивания.

— Просто делай, что говорит врач, Олег. Тебе нужно беречь себя.

Я отвернулась к стене и закрыла глаза, чувствуя его тяжелый, недоуменный взгляд в спину.

Игра началась. И правила в ней теперь устанавливала я.

На следующий день я поехала на встречу. Я сидела в переговорной напротив Вадима Сергеевича, старого адвоката моего отца.

Я молча положила на стол распечатки фотографий, переписки и выписки по нескольким офшорным счетам, которые я нашла в файлах Олега. Второй телефон лежал рядом.

Он долго, не говоря ни слова, изучал бумаги. Потом снял очки и посмотрел на меня.

— Твой отец всегда говорил, что у Олега глаза бегают. Я не верил старику. А зря. Когда ты это узнала?

— За неделю до… приступа.

— И ты спасла его.

— Я не могла позволить ему уйти так просто, — мой голос был тверд. — Он должен ответить.

Вадим Сергеевич понимающе кивнул.

— Этот бизнес, Света, твой отец создавал для тебя. Олег был хорошим управленцем, но вошел он в дело с одним дипломом. Все активы, вся основа — это капитал твоего отца.

— Он выводит деньги. Я нашла несколько счетов на подставных лиц. Думаю, он готовился все продать и исчезнуть.

— И приступ очень… вовремя, — задумчиво сказал адвокат. — Дает ему время и сочувствие окружающих. А тебе связывает руки.

— Именно поэтому мои руки должны быть развязаны, — твердо сказала я. — Год назад Олег подписал генеральную доверенность на мое имя на случай его недееспособности. Думал, это формальность. Но сейчас, с его диагнозом и рекомендациями врачей, она имеет полную юридическую силу.

Адвокат хитро улыбнулся.

— Умница. Вся в отца. Значит, так. Прямо сейчас мы готовим уведомление для совета директоров и службы безопасности. На основании доверенности и медицинского заключения ты временно принимаешь на себя его полномочия. Первым делом — полный аудит.

И блокировка всех его личных и корпоративных ключей доступа. Я займусь бумагами, а ты — подготовься к войне. Он будет бороться.

Я вышла из его офиса другим человеком. Не было больше страха, только холодная, звенящая решимость.

Вечером Олег устроил скандал.

— Я звонил Никите! Ты запретила ему соединять меня с кем-либо! Ты что себе позволяешь?! Я не заключенный!

— Олег, успокойся. Это распоряжение врача. Я лишь выполняю его предписания. Твое здоровье — это главное.

— К черту мое здоровье! Это моя компания! Моя жизнь!

— Не волнуйся так, — прошептала я, укладывая его обратно. — Я обо всем позабочусь. Ты же знаешь, я твой ангел-хранитель.

Когда он уснул под действием успокоительного, я сделала первый звонок. Начальнику службы безопасности. Затем — финансовому директору.

Утро началось с тишины. Олег проснулся и, к моему удивлению, был спокоен. Он молча съел кашу, которую я принесла. Затем попросил ноутбук.

Я села в кресло в углу комнаты с книгой, но не читала. Я ждала.

Пять минут он щелкал мышкой. Потом щелчки прекратились. В комнате повисла звенящая тишина.

— Что ты сделала? — его голос был тихим, но в нем вибрировала сталь.

— Обезопасила наши активы, — не поднимая глаз от книги, ответила я. — Пока ты болеешь.

— Ты не имела права!

— Я имею долю в бизнесе. И генеральную доверенность. Я временно исполняю обязанности генерального директора. Решение совета директоров.

Он захрипел. Я подняла взгляд. Его лицо побагровело.

— Отмени все. Немедленно.

— Не могу. И не хочу.

Он отшвырнул ноутбук.

— Ты пожалеешь об этом, Света. Клянусь, ты пожалеешь.

Я встала, подошла к кровати и положила на тумбочку второй телефон.

— Я уже ни о чем не жалею, Олег.

Он посмотрел на телефон, и краска схлынула с его лица. Он стал белым как полотно. Он все понял.

— Ты… ты знала?

— Я знаю все. Про Катю. Про Ванечку. И про съемную квартиру на улице Агеева. Кстати, я сегодня заблокировала кредитную карту, с которой шла оплата аренды.

Он молчал, раздавленный. Вся его напускная ярость исчезла, остался только страх.

— Это не то, что ты думаешь… — пролепетал он.

— Это именно то, что я думаю, — отрезала я. — Ты решил, что я обуза. Что ж, теперь ты увидишь, на что способна эта «обуза».

В этот момент в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно.

Я пошла открывать, оставив его одного со своим рухнувшим миром.

На пороге стояла молодая женщина. Катя.

— Здравствуйте, простите… Мне нужен Олег Петрович. Карта для оплаты квартиры не прошла. Телефон не отвечает. Я не знаю, что делать, у меня маленький ребенок!

Я посмотрела на нее. Не с ненавистью. Не с ревностью. С холодным любопытством исследователя.

— Проходите, Катя, — сказала я, распахивая дверь шире. — Он дома. Думаю, нам всем троим пора поговорить.

Я обернулась в сторону спальни и громко, чтобы он точно услышал, добавила:

— Олег, к тебе пришли. Твоя настоящая семья.

Я отошла в сторону, пропуская ее в квартиру. В ловушку, которую я так тщательно подготовила. Занавес поднялся для последнего акта этой драмы. И я была ее режиссером.

Полгода спустя я сидела в его кресле. В его кабинете. Теперь уже моем. За окном огнями переливался вечерний город.

Развод был быстрым и грязным. Доказательства махинаций Олега были неопровержимы. Он остался ни с чем.

Катя исчезла в тот же вечер. После трехчасового разговора она молча встала и ушла. Я предложила ей деньги. Она отказалась, бросив на меня странный взгляд.

Я взяла управление компанией в свои руки. И у меня получилось. «Скучная и удобная» Света оказалась жестким и прагматичным руководителем.

В тот вечер я разбирала старый отцовский архив. И нашла тонкую папку с грифом «Личное». Внутри были отчеты частного детектива, которого мой отец нанял за год до нашей с Олегом свадьбы.

Отец никогда ему не доверял. Он проверял каждый его шаг.

Последняя страница была самой страшной. Отчет, датированный за месяц до приступа.

Детектив писал: «Объект ведет себя неосторожно. Есть информация, что он вступил в сговор с дочерью нашего старого конкурента, Агеева.

Екатериной Агеевой. Предположительно, их связь — часть долгосрочного плана по недружественному поглощению вашей компании. Их общий ребенок, по моим данным, может быть инструментом давления».

Катя. Дочь Агеева. Того самого, которого мой отец разорил пятнадцать лет назад. Это была не интрижка. Это была месть.

В этот момент зазвонил мой мобильный. Незнакомый номер. Я нажала на зеленую кнопку.

— Слушаю.

— Светлана Дмитриевна? — в трубке раздался спокойный, уверенный женский голос. Катя.

— Да.

— Я рада, что вы взяли на себя управление. Олег был слабым и глупым игроком. Пешкой, как и вы.

Я молчала, глядя на отчет детектива.

— Думаю, теперь, когда мужчины нам больше не мешают, мы можем поговорить о настоящем бизнесе, — продолжила Катя. Ее голос был холодным, как сталь. — О том, как мы поделим то, что наши отцы не смогли.

Я не повесила трубку. Я смотрела на город за окном, который больше не казался мне чужим. Он был моим полем боя.

— Где и когда? — спросила я.

Игра не закончилась. Она только началась.

Оцените статью
Добавить комментарии

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

«Ты обуза», — сказал муж, перед тем как я откачала его после приступа. Он не знал, что я уже знаю о его второй семье
Письмо мужа к матери стало причиной развода спустя 7 лет после свадьбы