Тяжесть пакетов врезалась в ладони так, что пришлось остановиться прямо у подъезда. Ирина переложила сумки и стала рыться в кошельке — считать мелочь. Двадцать семь рублей. Молока хватит на завтра, может, и на послезавтра, если экономно.
— Господи, когда это кончится? — прошептала она, поднимаясь на третий этаж. Ноги гудели после десятичасовой смены в больнице, спина ныла, а впереди ещё предстояло разогреть вчерашний суп и постирать форму на завтра.
В почтовом ящике лежала яркая открытка. Лазурное море, белоснежный песок, пальмы… А на обороте — знакомый почерк Светланы: «Отдыхаем душой! Мальдивы превосходят все ожидания! Целую, твоя сестричка.»
Сестричка…
Ирина медленно поднялась по лестнице, сжимая открытку в руке. Шесть месяцев. Полгода прошло с маминых похорон, а Светлана ни разу не позвонила. Ни разу не спросила, как дела, как справляешься, не нужна ли помощь. Зато успела съездить на Мальдивы.
В квартире пахло одиночеством и чем-то кислым — наверное, забыла выбросить что-то из холодильника. Ирина включила свет в прихожей и посмотрела на себя в зеркало. Сорок два года, а выглядит на все пятьдесят. Седые прядки, которые не успевает закрашивать, усталые глаза, дешёвая кофта, растянутая на локтях.
А Светлана… Светлана всегда была красивой. Младшая на четыре года, но казалось — старшая. Уверенная, яркая, успешная. В Москве живёт, работает в какой-то крупной компании, ездит по командировкам, постит фотографии из ресторанов и с корпоративов.
— Мам, а почему Света такая везучая? — спрашивала Ирина когда-то у матери.
— У каждого своя дорога, доченька. Твоя — помогать людям. А её — покорять мир.
Помогать людям… Ирина горько усмехнулась, доставая из сумки творог и хлеб. Тридцать тысяч в месяц за то, что ставишь капельницы и выслушиваешь жалобы. А квартплата — двенадцать тысяч, коммуналка — восемь. Продукты, лекарства, проезд… И в итоге — считаешь копейки на молоко.
После маминой смерти Светлана приехала на три дня. Красивая, в дорогом чёрном платье, с огромным букетом. Плакала на похоронах так, что все оборачивались. А потом, когда все разошлись, сказала:
— Ира, ты же понимаешь, что мне доля в квартире не нужна? У меня своя жизнь в Москве. Оформляй всё на себя.
Казалось бы — подарок судьбы! Трёхкомнатная квартира в центре города, хоть и старая, но своя. Только вот… только документов никаких не подписывали. Светлана просто так сказала — на словах. И теперь Ирина каждый день боялась, что сестра передумает. Что приедет и заявит права на половину квартиры. И куда тогда идти? На съёмную? На медсестринскую зарплату?
Эти мысли не давали покоя уже полгода. Каждый стук в дверь, каждый телефонный звонок заставлял сердце екать. А тут ещё эта открытка с Мальдив…
Ирина положила открытку на кухонный стол и долго смотрела на неё. Светлана улыбалась с фотографии — загорелая, счастливая, в дорогих солнцезащитных очках. Рядом какой-то мужчина в белой рубашке. Красивая пара. Красивая жизнь.
А она здесь считает мелочь на молоко.
— Да что же это такое… — прошептала Ирина и вдруг разрыдалась. Просто сидела на кухне и плакала, не пытаясь остановиться. Накопившаяся за полгода усталость, обида, страх — всё выливалось наружу солёными слезами.
Плакала до тех пор, пока не заболела голова. Потом умылась холодной водой, разогрела суп и легла спать. А открытку так и оставила на столе — как напоминание о том, насколько несправедлива жизнь.
Через неделю Светлана объявилась.
Ирина как раз мыла лестничную площадку — подрабатывала уборщицей в своём же подъезде, пятьсот рублей в месяц, но и те лишними не бывают. Услышала стук каблуков и обернулась.
Светлана поднималась по лестнице с большим чемоданом. Такая же красивая, только чуть бледная. И в глазах что-то новое — растерянность, что ли.
— Ира! — воскликнула она, увидев сестру с ведром и тряпкой. — Что ты делаешь?
— Работаю, — сухо ответила Ирина. — А ты что здесь?
— Приехала к тебе. Можно войти?
В квартире Светлана сразу прошла в мамину комнату, поставила чемодан и осмотрелась.
— Ничего не изменилось, — сказала она тихо. — Даже мамины фотографии на месте.
— А что должно было измениться? — Ирина стояла в дверях, не решаясь войти. Комната действительно оставалась такой же, как при маме. Кровать застелена бабушкиным покрывалом, на тумбочке — стопка старых книг, на комоде — фотографии в деревянных рамках.
— Я думала… ну, ты же теперь одна живёшь. Могла бы переделать что-то под себя.
— На что? — резко спросила Ирина. — На свою зарплату?
Светлана смутилась.
— Прости, я не подумала. Просто… можно я у тебя немного поживу? Мне нужно отдохнуть от Москвы. От всей этой суеты.
Отдохнуть. Конечно. У неё всегда были причины для отдыха.
— А работа? Отпуск, что ли?
— Не совсем… — Светлана отвернулась к окну. — Я временно не работаю. Между проектами, так сказать.
Между проектами. Красиво звучит.
— Ладно, — согласилась Ирина. — Только предупреждаю — живу скромно. Если привыкла к ресторанам и спа-салонам, тебе будет тяжело.
— Да что ты говоришь! — Светлана повернулась с яркой улыбкой. — Я же твоя сестра. Мне с тобой хорошо в любых условиях.
Но уже на следующий день стало понятно, что «хорошо в любых условиях» — это громко сказано.
Светлана проснулась в одиннадцать, когда Ирина уже вернулась с ночной смены и готовилась ко сну.
— У тебя кофе есть? — спросила она, зевая. — Только не растворимый, а нормальный.
— Растворимый, — коротко ответила Ирина. — Другого нет.
— Ну как же так… А чай?
— Обычный. В пакетиках.
Светлана расстроенно покачала головой.
— Ира, да как ты живёшь? Надо же себя хоть немного баловать!
Баловать… Ирина промолчала. Легла спать под звуки того, как сестра роется в кухонных шкафах и недовольно вздыхает.
Проснулась от грохота. Светлана что-то роняла в ванной, ругалась, включала и выключала воду. Часы показывали три дня.
— Что случилось? — спросила Ирина, появляясь в дверях ванной.
— Да эта ваша стиральная машина! Совсем древняя, ничего не понимаю. И порошка нормального нет, только какой-то дешёвый.
— Стирает нормально, — устало сказала Ирина. — А порошок я покупаю, какой по карману.
— Прости, — Светлана опустила голову. — Я не хотела… Просто привыкла к другому.
К другому. Да, это заметно.
Вечером, когда Ирина собиралась на работу, Светлана вдруг спросила:
— А ты замуж так и не вышла?
— Не сложилось.
— Почему? Ты же хорошая. Добрая, заботливая…
— Наверное, потому что мужчины не очень любят женщин, которые считают копейки на молоко, — с горечью ответила Ирина.
— Не говори так… А мама что говорила?
— Мама говорила, что мой долг — заботиться о ней. Что семья — это священно. Что я не должна её бросать.
— А она меня не удерживала.
— Тебя не нужно было удерживать. Ты и так улетела, как только исполнилось восемнадцать.
Повисла тишина. Светлана смотрела в пол, Ирина натягивала белый халат.
— Я не знала, что так тяжело, — тихо сказала Светлана. — Мама никогда не жаловалась, когда я звонила.
— Она не хотела тебя расстраивать. Говорила — зачем портить Светочке настроение, у неё своя жизнь.
— А мне никто не говорил, что ты одна тянешь всё…
— А кто должен был говорить? — резко спросила Ирина. — Я сама должна была звонить и жаловаться? Просить о помощи?
— Да! Должна была! Я же сестра!
— Сестра… — Ирина горько улыбнулась. — Сестра присылает открытки с Мальдив и не звонит полгода.
Светлана покраснела.
— Я… я думала, ты справляешься. Ты всегда была сильной.
— Я не сильная, — устало сказала Ирина. — Я просто привыкла не показывать слабость.
На работе в ту ночь Ирина думала об этом разговоре. Странно — впервые за много лет они говорили откровенно. Не о погоде, не о пустяках, а о том, что накопилось в душе.
Но утром всё встало на свои места. Светлана проснулась поздно, долго возилась в ванной, а потом объявила, что идёт в центр — «посмотреть, как изменился город».
Вернулась с пакетами из дорогих магазинов.
— Купила себе немного вещей, — сказала она, доставая красивую кофточку. — И тебе тоже кое-что выбрала.
Протянула Ирине маленький пакетик. Внутри был кремовый шарфик — мягкий, дорогой.
— Спасибо, — растерянно сказала Ирина. — Но зачем?
— Хочу, чтобы ты красиво выглядела. Ты же женщина!
Женщина… Ирина давно забыла об этом. В больнице она была медсестрой, дома — дочерью, заботящейся о матери, а теперь — просто уставшим человеком, который считает копейки.
— Сколько это стоило? — спросила она.
— Не важно.
— Важно. У тебя же нет работы.
— У меня есть сбережения, — быстро ответила Светлана. — Не волнуйся об этом.
Но Ирина волновалась. Что-то в поведении сестры настораживало. Эта показная беззаботность, попытки уходить от серьёзных разговоров…
Через несколько дней Светлана заговорила о квартире:
— А ты знаешь, мне один юрист сказал, что я могу подать на свою долю в квартире. Даже если сказала, что отказываюсь — это ничего не значит без документов.
У Ирины екнуло сердце.
— То есть как?
— Ну, по закону я имею право на половину маминого наследства. И мои слова ничего не значат, если нет нотариального отказа.
— А зачем тебе это знать? — хрипло спросила Ирина.
— Да так, из любопытства. Встретила знакомого адвоката, разговорились…
Из любопытства. Ирина всю ночь не спала, прокручивая в голове этот разговор. Значит, всё-таки. Передумала. Решила забрать свою долю. И что тогда? Продавать квартиру? Делить деньги пополам? А куда ей идти на свою половину? В однокомнатную квартиру на окраине? Или вообще снимать комнату?
Утром, собираясь на работу, Ирина не выдержала:
— Света, скажи честно — ты хочешь вернуть свою долю в квартире?
Светлана в этот момент пила кофе и чуть не поперхнулась.
— Что? Почему ты так думаешь?
— После вчерашнего разговора.
— Я же сказала — из любопытства спросила…
— А если не из любопытства? Если ты действительно решила забрать свою половину?
Повисла тишина. Светлана отставила чашку и долго смотрела на сестру.
— А если и так? — тихо спросила она. — У меня есть на это право.
— Есть, — согласилась Ирина. — Только как я буду жить дальше?
— Найдёшь что-нибудь…
— На медсестринскую зарплату? В наше время?
— Ира, я не могу думать о твоих проблемах больше, чем о своих!
— А я тридцать лет думала о чужих проблемах больше, чем о своих! — вспылила Ирина. — О маминых, о пациентах, о твоих! Когда ты уезжала в Москву, кто оставался с мамой? Когда она болела, кто за ней ухаживал? Кто платил за лекарства, когда пенсии не хватало? Кто хоронил её, пока ты красивые речи произносила?
— Я не знала…
— Не хотела знать! Удобно же — живёшь красивой жизнью, а кто-то другой разгребает проблемы.
— Это нечестно!
— Что нечестно? То, что я говорю правду?
Светлана вскочила из-за стола.
— Я не виновата, что сложилось так! Я не просила тебя сидеть с мамой!
— А я не просила тебя рождаться! — выкрикнула Ирина и тут же осеклась. Этого не нужно было говорить. Ни в коем случае.
Но было поздно. Светлана побледнела, взяла сумочку и выбежала из квартиры, хлопнув дверью.
Ирина осталась одна на кухне. Руки тряслись, сердце билось как бешеное. Никогда в жизни она не кричала на сестру. Никогда не говорила таких слов. Всегда сдерживалась, молчала, терпела.
А теперь накопившееся вырвалось наружу.
На работе весь день думала о том, что сказала. И о том, что ответила Светлана. «Я не могу думать о твоих проблемах больше, чем о своих». Честно, по крайней мере.
Вернулась домой поздно. Светланы не было. Её вещи лежали в комнате, но самой не было до утра. Пришла только к обеду — осторожно, тихо.
— Где была? — спросила Ирина.
— У подруги переночевала. Она в соседнем районе живёт.
— Понятно.
Они не разговаривали весь день. Светлана сидела в комнате с телефоном, Ирина возилась на кухне. К вечеру напряжение стало невыносимым.
— Света, — позвала Ирина. — Давай поговорим.
— О чём?
— О квартире. Скажи прямо — ты хочешь её продать?
Светлана долго молчала.
— Мне нужны деньги, — наконец призналась она. — Очень нужны.
— На что?
— У меня проблемы в Москве. Серьёзные проблемы.
— Какие?
Светлана закрыла лицо руками.
— Я потеряла работу три месяца назад. Меня сократили. А у меня ипотека — пятьдесят тысяч в месяц. Пока что плачу из накоплений, но они заканчиваются.
Ирина присела на краешек кровати.
— А Мальдивы?
— Последние деньги потратила. Думала — отдохну, наберусь сил, найду новую работу. Но не получается. В моём возрасте уже не так просто устроиться на хорошую должность.
— Почему не сказала сразу?
— Стыдно было. Ты же меня всегда считала успешной, благополучной. А тут… — Светлана всхлипнула. — А тут оказалось, что я такая же неудачница.
— Ты не неудачница.
— Ещё какая! В сорок лет осталась без работы, без мужа… Да, и муж у меня тоже есть. Бывший уже. Развелись полгода назад, как раз перед маминой смертью. Поэтому я и не могла приехать раньше — оформляли документы.
Ирина молчала, переваривая услышанное.
— И что теперь? — спросила она.
— Не знаю. Если не найду работу в ближайшее время, придётся продавать квартиру. Но и этих денег надолго не хватит. А здесь, в нашем городе, можно было бы протянуть подольше…
— На мою половину от продажи?
— Да.
Честно. Наконец-то честно.
— А как же я?
— Ты молодая ещё, найдёшь выход…
— Мне сорок два!
— Ну так что? У тебя работа есть, опыт. Снимешь что-нибудь…
— На тридцать тысяч в месяц?
— Ира, ну что мне делать? — Светлана заплакала. — Я же не специально так получилось! Мне некуда деваться!
Ирина смотрела на плачущую сестру и чувствовала, как внутри всё холодеет. Вот оно. Вот почему приехала. Не соскучилась, не захотела побыть с семьёй. Просто деваться некуда.
— Знаешь что, — сказала она, вставая. — Мне нужно подумать.
— Долго?
— Столько, сколько нужно.
Ирина ушла к себе и легла на кровать. Голова гудела от мыслей. Значит, всё-таки. Все страхи оказались не напрасными. Светлана действительно хочет забрать свою долю. И логично — у неё проблемы, ей нужны деньги. А Ирина… Ирина как-нибудь выкрутится. Она же всегда выкручивалась.
Только вот сил больше не было. Сил притворяться сильной, понимающей, готовой к жертвам. Сил считать копейки и жить в постоянном страхе.
Утром, собираясь на работу, Ирина увидела, что Светлана паскует чемодан.
— Уезжаешь? — спросила она.
— Пока к подруге. Дам тебе время подумать. А потом… потом решим, как быть с квартирой.
— Уже решили, — сказала Ирина и достала из прикроватной тумбочки несколько листов бумаги. — Я всю ночь писала. Список всего, что потратила на маму за последние десять лет. Лекарства, врачи, ремонт в квартире, коммунальные платежи… Мама получала пенсию восемь тысяч, а тратила на жизнь тридцать. Разницу доплачивала я.
Светлана взяла листы и пробежала глазами.
— Это что?
— Подсчёт. Получается, что за десять лет я вложила в содержание мамы и квартиры около миллиона рублей. Это только документально подтверждённые расходы. А сколько ещё было мелких трат, которые я не записывала…
— Ира, к чему ты ведёшь?
— К тому, что если ты подашь на свою долю в квартире, я подам встречный иск. Потребую компенсации за содержание матери. Половину от всех расходов. И знаешь что? У меня есть все чеки, все справки, все документы. Я их десять лет складывала — мало ли пригодятся.
Светлана медленно опустилась на кровать.
— Ты… ты серьёзно?
— Абсолютно. Мне юрист объяснил — если один из наследников нёс расходы по содержанию наследодателя, он имеет право на компенсацию. Даже если второй наследник не знал об этих расходах.
— Но я не знала!
— Это твои проблемы. Ты должна была знать. Ты должна была интересоваться.
— Ира, но ведь мы сёстры!
— Сёстры, — согласилась Ирина. — Только одна сестра десять лет вытирала маме задницу и считала копейки на её лекарства. А другая отдыхала на Мальдивах.
— Не надо так говорить…
— А как надо? Мягко? Деликатно? Я тридцать лет говорила мягко и деликатно. И что получила? Сорок два года, одиночество и постоянный страх, что меня выкинут из собственного дома.
Ирина села напротив сестры.
— Света, я устала быть удобной. Устала думать о чужих проблемах больше, чем о своих. Устала жертвовать собой ради других. Хочешь подать на долю в квартире — подавай. Но будь готова к тому, что я буду отстаивать свои права.
— А если я не буду подавать?
— Тогда оформи нотариальный отказ. Официально. Чтобы я могла спать спокойно.
Светлана долго молчала, глядя в пол.
— Я не думала, что всё так сложно, — наконец сказала она. — Мне казалось… мне казалось, что можно просто приехать и решить проблемы за счёт родительского наследства.
— А мои проблемы?
— Я думала, у тебя их нет. Ты же не жаловалась никогда.
— Потому что привыкла не жаловаться. Но это не значит, что проблем не было.
Светлана встала и подошла к окну.
— А знаешь, в чём дело? — сказала она тихо. — Мне всегда казалось, что ты сильнее меня. Что тебе всё легко даётся. Что ты можешь справиться с любыми трудностями.
— А мне казалось, что тебе всё легко даётся, — ответила Ирина. — Что у тебя красивая, беззаботная жизнь.
— Красивая… — Светлана горько усмехнулась. — Знаешь, что такое красивая жизнь? Это когда работаешь с утра до ночи, чтобы платить за кредиты. Это когда не можешь родить ребёнка, потому что нет времени и денег. Это когда муж уходит к более молодой, а ты остаёшься одна в сорок лет.
— А знаешь, что такое некрасивая жизнь? — спросила Ирина. — Это когда меняешь подгузники своей матери и считаешь копейки на её лекарства. Это когда не выходишь замуж, потому что не можешь бросить больного человека. Это когда работаешь на двух работах, чтобы свести концы с концами.
Сёстры посмотрели друг на друга.
— Мы обе несчастные, получается, — сказала Светлана.
— Получается, что да.
— И обе думали, что у другой всё хорошо.
— Да.
Светлана вернулась к кровати и села рядом с Ириной.
— А что, если попробуем честно? — спросила она. — Без обид, без упрёков. Просто… по-честному?
— Как?
— Ты права — я должна была помогать с мамой. Должна была хотя бы деньги присылать. Но я не присылала, потому что у самой денег в обрез было. И стыдно было признаться, что вся моя красивая жизнь — это сплошные кредиты.
— А я не говорила о проблемах, потому что привыкла их решать сама, — призналась Ирина. — И потому что боялась показаться неудачницей.
— Мы глупые, да?
— Очень.
Светлана потёрла глаза — размазала тушь, но ей было всё равно.
— Ира, а что если… что если я откажусь от доли официально, а ты поможешь мне найти работу здесь? Не знаю, в больнице вашей, или ещё где. У меня образование экономическое, опыт большой…
— Зарплаты здесь маленькие.
— Зато и жизнь дешевле. И я могла бы снимать что-то недорогое…
Ирина задумалась. А ведь действительно — в городе всегда нужны грамотные люди. И Светлана, при всех её недостатках, умная, образованная.
— В администрации есть вакансия, — медленно сказала она. — Экономист. Зарплата двадцать пять тысяч, но работа спокойная. И ещё в нашей больнице ищут заведующую хозяйственной частью. Там тридцать можно получать.
— Правда? — Светлана оживилась. — А ты не могла бы… ну, замолвить словечко?
— Могла бы. Если ты серьёзно.
— Серьёзно! Очень серьёзно! Мне надоело жить в долгах и страхе. Хочу нормальную, пусть простую, но честную жизнь.
— Тогда завтра идём к нотариусу. Оформляешь отказ от наследства, а потом начинаем искать тебе работу и жильё.
Светлана кивнула.
— Договорились. А знаешь… мне кажется, впервые за много лет мы говорим как настоящие сёстры.
— Мне тоже так кажется.
Но эта идиллия продлилась недолго. Уже через три дня начались новые проблемы.
Светлана повела себя так, будто переезд в родной город — это временная мера. Вещи не распаковывала, работу искала неохотно. А когда Ирина познакомила её с заведующим отделом кадров больницы, та вела себя так высокомерно, что женщина потом сказала Ирине: «Твоя сестра считает нас провинциальными дурочками».
— Света, что это было? — спросила Ирина дома.
— Что — что?
— В больнице. Ты же сама просила помочь с работой!
— Я не думала, что условия будут такими примитивными. Представляешь, они даже компьютерную программу используют прошлого века!
— А ты думала, у нас здесь как в Москве всё?
— Ну не до такой же степени…
— Светлана, либо ты действительно хочешь здесь работать, либо нет. Определись.
— Хочу, конечно. Просто… привыкнуть надо.
Но привыкать она не спешила. Зато начала критиковать всё подряд — от качества воды в кране до уровня местного телевидения.
— А как вы здесь живёте без культурной жизни? — спрашивала она. — Театра нормального нет, кино только попсовое показывают…
— Как-то живём, — сухо отвечала Ирина.
А через неделю Светлана заявила:
— Знаешь, а может, не стоит спешить с отказом от наследства? Давай ещё подумаем?
У Ирины внутри всё оборвалось.
— То есть как?
— Ну, может, есть другие варианты? Не обязательно же продавать квартиру. Можно её сдавать, например. Доходы делить пополам.
— Света, мы же договорились!
— Я передумала. Имею право?
— Имеешь. Только тогда и я передумала тебе помогать.
— Как это?
— А так. Хочешь воевать за наследство — воюй. Но без моей помощи.
— Ира, не будь такой жестокой!
— Жестокой? — Ирина рассмеялась, но смех получился злым. — А что жестокого? Ты же взрослый человек. Сама разберёшься.
— Но мы же сёстры!
— Вот именно. Сёстры. А не нахлебка и дойная корова.
— Я не нахлебка!
— Нет? А кто неделю ест мою еду, пользуется моими коммунальными услугами и при этом отказывается от договорённостей?
Светлана покраснела.
— Я не отказываюсь! Я просто хочу найти компромисс!
— Компромисс — это когда обе стороны идут на уступки. А ты хочешь получить всё и ничего не отдать взамен.
— Неправда!
— Правда. Ты хочешь и наследство получить, и помощь от меня, и жить в моей квартире, и ничего не делать взамен.
— Я ищу работу!
— Ищешь? Или делаешь вид? За неделю ты подала одно резюме! Одно! И то после того, как я тебя заставила!
Светлана встала и начала ходить по комнате.
— Ты не понимаешь, как это тяжело — начинать жизнь сначала в сорок лет!
— А ты не понимаешь, как это тяжело — тянуть на себе чужие проблемы всю жизнь!
— Чужие? Я же твоя сестра!
— Сестра, которая вспомнила о моём существовании только когда ей понадобились деньги!
— Это нечестно!
— А что честно? Приехать, пожить неделю за мой счёт, а потом передумать и решить отобрать у меня половину дома?
— Я ничего не отбираю! Это законно моё!
— Законно? — Ирина подошла к сестре вплотную. — А законно ли было оставить меня одну с больной матерью? Законно ли было не помогать ни копейкой? Законно ли было не приезжать десять лет?
— Я не могла…
— Не могла или не хотела?
— НЕ ХОТЕЛА! — крикнула Светлана. — Да, не хотела! Не хотела видеть, как мама умирает! Не хотела нюхать запах лекарств и болезни! Не хотела слушать её стоны по ночам! Довольна?
Повисла тишина. Светлана тяжело дышала, глаза у неё были полны слёз.
— Я трусиха, — тихо сказала она. — Всегда была трусихой. Когда что-то становилось тяжёлым, я убегала. От мамы убежала, от мужа убежала, от проблем на работе… А ты всегда оставалась. Всегда справлялась. И я думала, что так и должно быть. Что ты сильная, а я слабая, и каждый делает то, что может.
— А теперь что? — спросила Ирина.
— А теперь я поняла, что я не просто слабая. Я эгоистка. И что от эгоизма страдают другие люди. Страдаешь ты.
Ирина села на диван. Силы куда-то ушли.
— Знаешь, Света, — сказала она устало, — мне всё равно, трусиха ты или эгоистка. Мне важно другое — что ты будешь делать дальше.
— Не знаю.
— Тогда я скажу, что буду делать я. Завтра утром я беру отгул, иду к нотариусу и составляю завещание. Всю квартиру завещаю государству. Пусть лучше детский дом получит, чем ты.
— Ира!
— И съезжай, пожалуйста. Сегодня же. Мне надоело жить в напряжении.
— Но куда я пойду?
— Не моя проблема. У тебя есть подруга в соседнем районе. Или возвращайся в Москву — решай проблемы с ипотекой.
— А если я официально откажусь от наследства?
— Поздно. Ты уже показала, что твоим словам верить нельзя.
Светлана заплакала — громко, навзрыд, как ребёнок.
— Я всё испортила, да? Окончательно всё испортила?
— Да, — честно ответила Ирина. — Испортила.
— А что мне теперь делать?
— Учиться отвечать за свои поступки.
Светлана плакала ещё полчаса. Ирина сидела рядом и смотрела в окно. На душе было пусто — ни злости, ни жалости. Просто пустота.
Когда слёзы закончились, Светлана тихо спросила:
— А если я попытаюсь всё исправить? Реально попытаюсь, а не для вида?
— Как?
— Оформлю отказ от наследства нотариально. Найду работу — любую, не буду привередничать. Буду снимать комнату и платить сама за себя. И… и буду помогать тебе. Не деньгами, а делами. По дому, например.
Ирина посмотрела на неё.
— А что изменилось? Час назад ты требовала свою долю.
— Час назад я ещё надеялась, что можно решить проблемы за счёт других. А сейчас поняла, что нельзя. Что я уже слишком много людей подвела.
— И что — теперь всё по-другому?
— Не знаю. Надеюсь. Хочу попробовать.
Ирина долго молчала.
— Одна попытка, — наконец сказала она. — Одна. Если опять начнёшь хитрить или передумывать — всё. Больше шансов не будет.
— Спасибо, — прошептала Светлана. — Спасибо, что не сдаёшься на мне.
— Не благодари раньше времени. Ещё не известно, что из этого выйдет.
А вышло… неожиданно.
Через два дня Светлана действительно пошла к нотариусу и оформила отказ от наследства. Вернулась с документом и положила его на стол перед Ириной.
— Готово, — сказала она. — Теперь квартира полностью твоя.
Ирина взяла бумагу в руки. Официальная печать, подпись, дата. Всё как надо.
— Спасибо, — сказала она тихо.
— А через час у меня собеседование в администрации. На должность экономиста.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Я вчера ходила, подавала документы. Сказали, что завтра ответят.
И ответили положительно. Светлану взяли — зарплата небольшая, но работа стабильная. А ещё через неделю она нашла комнату в частном доме у пожилой женщины — за десять тысяч в месяц, включая коммунальные платежи.
— Переезжаю в субботу, — сообщила она Ирине. — Хозяйка хорошая, говорит, можно в саду помогать взамен на скидку.
— И как оно — жить на двадцать пять тысяч в месяц?
— Тяжело, — честно признала Светлана. — Но знаешь что? Впервые за много лет я не боюсь завтрашнего дня. Не жду, что придёт счёт за кредит или позвонят коллекторы.
— А Москва? Квартира?
— Сдала агентству. Они продадут, расплатятся с банком, а остаток мне переведут. Немного будет, но хотя бы не в долгах.
В субботу Ирина помогала Светлане переезжать. Вещей было немного — два чемодана и сумка с документами.
— Вот и всё моё богатство, — сказала Светлана, глядя на скромный багаж. — А ведь когда-то у меня квартира была, машина, дача на подмосковье…
— А счастье было? — спросила Ирина.
— Нет. Не было. Постоянная гонка, стресс, страх всё потерять… А теперь потеряла всё — и как-то спокойнее стало.
Комната оказалась маленькой, но светлой. Хозяйка, баба Тоня, встретила приветливо, сразу напоила чаем с пирогами.
— Девочки мои, — говорила она, — как хорошо, что вы помирились! Сёстры должны друг друга поддерживать, а не воевать.
— А откуда вы знаете, что мы воевали? — удивилась Ирина.
— Да глаза у вас разные стали. У тебя, Ирочка, злые были, а у Светочки — грустные. А сейчас нормальные, человеческие.
Домой Ирина шла пешком через весь город. Хотелось подумать, осмыслить всё произошедшее.
Странное дело — полгода жила в страхе, что Светлана заберёт квартиру. А когда она действительно чуть было не забрала — оказалось, что это не самое страшное. Страшнее было потерять сестру. Понять, что у неё есть только одна родная душа на свете, и та готова её предать ради денег.
Хорошо, что не предала. Хорошо, что одумалась.
А дома Ирину ждал сюрприз. На столе лежал конверт с её именем. Внутри — деньги и записка:
«Ира! Это последние мои сбережения — пятнадцать тысяч рублей. Купи себе что-нибудь красивое. Или просто не считай месяц копейки на молоко. Ты заслужила хотя бы месяц без подсчётов. Твоя дурная сестрица С.»
Ирина взяла деньги в руки. Пятнадцать тысяч — для неё это было богатство. Можно купить нормальную куртку вместо старой, залатанной. Можно сходить к парикмахеру. Можно просто не экономить на еде месяц.
А можно отложить на чёрный день…
Нет. Не будет откладывать. Впервые за много лет позволит себе потратить деньги не на необходимое, а на приятное.
Через полгода Светлана прислала письмо. Не электронное — обычное, бумажное.
«Дорогая Ира! Пишу тебе из своей новой жизни. Работа нравится — спокойная, коллеги хорошие. Начальник сказал, что если покажу себя с лучшей стороны, через год можно рассчитывать на прибавку. Живу скромно, но без долгов — это такое счастье! Квартиру в Москве продала, после расчётов с банком осталось сто тысяч. Половину отложила на старость, а половину потратила на маленькую радость — купила подержанную машину. Теперь могу приезжать к тебе, не завися от автобусов.
Кстати, познакомилась с мужчиной. Виктор, ему пятьдесят, вдовец, работает на заводе мастером. Простой, честный человек. Не красавец, не богач, но рядом с ним спокойно. Мы не спешим, просто узнаём друг друга. Может, что-то и получится.
А ещё хочу сказать спасибо. За то, что не дала мне окончательно сломаться. За то, что заставила повзрослеть в сорок лет. За то, что показала — можно жить честно, даже если трудно.
Не считай больше копейки на молоко, Ирочка. Ты заслужила спокойную старость.
Твоя исправляющаяся сестра Света.
P.S. На 8 марта приеду с подарками. И с Виктором познакомлю, если захочешь.»
Ирина сложила письмо и положила его в шкатулку, где хранила мамины фотографии. Хорошее письмо. Честное.
А вечером, идя с работы, зашла в магазин и купила молока, не считая сдачу. Просто взяла пакет, дала деньги, получила сдачу и положила в кошелёк, даже не посмотрев, сколько там.
Маленькая победа. Но какая важная.
Дома заварила настоящий чай — не в пакетиках, а листовой, дорогой. И села у окна, глядя на вечерний город. Завтра воскресенье, можно выспаться. Послезавтра — работа, но работа любимая. Вечером, может быть, позвонит Светлана — они теперь разговаривают каждую неделю.
А ещё в кошельке лежат деньги, и не нужно их пересчитывать. Не нужно высчитывать, хватит ли до зарплаты. Не нужно бояться, что завтра кто-то придёт и отберёт дом.
Впервые за много лет Ирина чувствовала себя… не богатой, но свободной. Свободной от страха, от необходимости выживать любой ценой, от чувства, что весь мир против неё.
У неё есть дом. У неё есть работа. У неё есть сестра, которая наконец-то стала настоящей сестрой.
И не нужно больше искать сдачу на молоко — теперь на молоко хватает всегда.
Это было её маленькое, скромное, но настоящее счастье. И Ирина собиралась его беречь.
