— Наконец-то добралась, — Ростислав поставил чемоданы у стены и обнял жену. — Как дорога?
— Долго, но нормально, — Алевтина робко улыбнулась, разглядывая коридор. — Здесь уютно.
— Сейчас познакомишься с мамой, — голос Ростислава вдруг стал осторожным. — Она… особенная. Но ты не волнуйся, она привыкнет.
Из гостиной донеслось покашливание.
— Ростик! Ты что там делаешь? Веди уже свою суженую знакомиться!
Клавдия Петровна сидела на диване в цветастом халате поверх ночной рубашки, хотя день уже перевалил за полдень. Седые волосы были небрежно заколоты невидимками, на носу сидели очки в пластиковой оправе.
— Мама, это Алевтина, — Ростислав мягко подтолкнул жену вперёд.
— Здравствуйте, Клавдия Петровна, — Алевтина протянула руку. — Очень приятно.
Свекровь окинула её изучающим взглядом с головы до ног, не протягивая руки в ответ.
— М-да, — протянула она, — представляла тебя по-другому. Ростик показывал фотографии, но там ты… полнее была.
— Мама! — укоризненно произнёс сын.
— Что «мама»? Говорю правду. Худая ты какая-то. И рост небольшой. А волосы натуральные?
Алевтина инстинктивно коснулась своих тёмно-русых волос.
— Да, конечно…
— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнула Клавдия. — Сейчас все красятся. Ладно, проходи в дальнюю комнату, располагайся. И переоденься во что-нибудь приличное — у нас тут не деревня.
Алевтина растерянно взглянула на свою одежду — простые джинсы и свитер. В Костроме это считалось вполне подходящим нарядом для встречи с родственниками.
— Мам, она устала с дороги, — заступился Ростислав.
— Устала, не устала, а выглядеть прилично надо, — отрезала Клавдия и вновь уткнулась в телевизор.
В спальне Алевтина села на край кровати и огляделась. Комната была маленькой и тёмной, единственное окно выходило во двор-колодец. Мебель — старый шкаф, узкая кровать и письменный стол — казалась мрачной в полумраке.
— Не обращай внимания, — Ростислав сел рядом, обнял за плечи. — Мама просто переживает. Она так долго была одна со мной, что теперь… ревнует, наверное.
— Я понимаю, — тихо ответила Алевтина, хотя понимала плохо.
— Она добрая, правда. Просто нужно время. Вы подружитесь.
Алевтина кивнула, хотя сердце сжималось от непонятной тревоги.
***
Первые дни прошли в попытках освоиться. Алевтина достала из чемодана свои немногочисленные сокровища — стопку любимых книг, фотографии друзей из Костромы, маленькую акварель с видом на Волгу, которую подарила подруга Зинаида на прощание.
— Ой, какая красота! — сказала она, повесив картину над изголовьем кровати. — Теперь домашнее ощущение.
Книги она аккуратно расставила на полке, фотографии поставила на письменный стол. В ванной разложила свою косметику — скромный набор: тушь, помада, крем.
Вечером Клавдия обошла квартиру, как генерал, инспектирующий войска.
— Что за беспорядок! — возмутилась она, войдя в спальню. — Книги пыль собирают, картина портит обои!
— Но это же мои вещи… — начала было Алевтина.
— В моём доме всё должно стоять на своих местах! — Клавдия принялась перекладывать книги в стопку. — Вот здесь аккуратно сложишь, а не разбрасываешь. И картину эту убери.
— Клавдия Петровна, но ведь это наша с Ростиславом комната…
— Наша! — фыркнула свекровь. — Ростик в этой комнате с детства живёт, а ты вчера приехала! Ещё права качать будешь!
В ванной ситуация повторилась.
— И косметику свою убери, — Клавдия смахнула тюбики с полочки в корзину. — Нечего ванную захламлять. Ростик порядок любит, он у меня аккуратный.
Алевтина молча собрала свои вещи. Вечером, когда Ростислав вернулся с работы, она попыталась поговорить с ним.
— Твоя мама убрала все мои вещи, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Я не могу найти даже свой крем.
— А что в этом такого? — Ростислав снял ботинки и потянулся. — Мама порядок любит. У неё своя система.
— Но это мои личные вещи…
— Ты сильно переживаешь, — он раздражённо махнул рукой. — Мама всю жизнь одна хозяйничала, привыкла. Потерпи немного, она привыкнет к тебе.
— А когда мы будем жить отдельно?
Ростислав замолчал, стягивая рубашку.
— Мы об этом говорили. Маме тяжело одной. Она болеет.
— Но она же не беспомощная…
— Алевтина, не начинай! — он повысил голос. — Мама меня растила одна, всю себя отдала. Я не могу её бросить!
— Я не прошу бросить, я прошу просто…
— Прошу, хватит! — Ростислав хлопнул дверью ванной.
Алевтина села на кровать, глядя на стену, где ещё утром висела её маленькая картина. Сейчас там зияло пустое место.
***
Через две недели Алевтина устроилась на работу администратором в фитнес-центр. Владелец, полный мужчина средних лет, оглядел её с головы до ног и кивнул:
— Подойдёте. Внешность приятная, говорите грамотно. Когда можете начать?
— Хоть завтра.
— Отлично. Ирина вас обучит, — он кивнул на девушку за стойкой регистрации.
Работа оказалась простой и приятной. Клиенты были в основном доброжелательными, коллеги — дружелюбными. Особенно понравилась Нонна из отдела продаж — живая девушка лет тридцати с короткой стрижкой и звонким смехом.
— Как тебе Москва? — спросила она за обедом в кафе неподалёку.
— По-разному, — осторожно ответила Алевтина. — Город большой, людей много. А дома… сложно.
— С мужем проблемы?
— Не с мужем, со свекровью. Мы с ней живём, и она… очень активно участвует в нашей жизни.
— О! — Нонна сочувственно покачала головой. — Это классика жанра. У моей сестры была похожая ситуация. Свекровь спала и видела, как их развести.
— А что делать?
— Границы ставить. Жёстко, но вежливо. И мужа на свою сторону перетягивать. Если он маменькин сынок, то дело плохо.
Алевтина задумчиво помешала кофе. «Маменькин сынок» — именно эти слова крутились у неё в голове, но она боялась их произнести даже про себя.
Дома её ждал неприятный сюрприз. Клавдия сидела за кухонным столом с телефоном Алевтины в руках.
— А, пришла, — сказала она, не поднимая глаз от экрана. — Кто такая Зинаида? И почему она тебе всякую ерунду пишет?
— Вы… вы читаете мои сообщения? — Алевтина ощутила, как кровь прилила к лицу.
— Телефон на столе лежал, экран горел! — возмутилась Клавдия. — Сама подставилась! Так кто такая эта Зинаида?
— Это моя подруга из Костромы…
— Ага, подруга. Пишет: «Как дела? Не жалеешь о переезде?» Нашла о чём сплетничать! Наговаривает на нас небось!
— Она просто беспокоится обо мне!
— Беспокоится! Завистливая, вот что. В деревне-то своей сидит, а ты в столице живёшь!
— Зинаида не завистливая! И это моя личная переписка!
— Ах ты! — Клавдия вскочила. — Ростик! Иди сюда! Твоя жена скандалит!
Ростислав появился в дверях с недовольным лицом.
— Что тут происходит? Слышно на всю квартиру!
— Она кричит на меня! — Клавдия ткнула пальцем в Алевтину. — Я случайно увидела сообщение от её подружки, так она набросилась!
— «Случайно»? — Алевтина не могла поверить в такую наглость. — Вы специально взяли мой телефон! Ростислав, она читала мою переписку! Это же…
— Алевтина, не устраивай сцен, — он махнул рукой. — Мама не со зла.
— Как «не со зла»? Она нарушила мою приватность!
— Господи, какие громкие слова! — Ростислав закатил глаза. — «Приватность»! Мы семья, какие тут секреты?
— Но ведь это неправильно…
— Достаточно! — рявкнул он. — Надоела со своими претензиями!
Хлопок двери оборвал все слова. Ростислав ушёл к себе в комнату, оставив жену наедине со свекровью.
— Видишь? — довольно сказала Клавдия. — Ростик меня понимает. А ты только нервы всем портишь.
***
Евдокия Тимофеевна караулила у почтовых ящиков уже минут двадцать. Соседка была из тех людей, которые считают своим долгом знать всё о жильцах подъезда. Когда Алевтина спустилась за почтой, женщина тут же подскочила к ней.
— Как поживаете, милая? — Евдокия окинула девушку изучающим взглядом. — Что-то вы похудели совсем. И бледная какая-то.
— Всё хорошо, спасибо, — Алевтина торопливо перебирала письма, избегая смотреть на соседку.
— Слышу иногда, как Клавдия Петровна голос повышает. Прямо через стенку всё слышно. Тяжело с ней, наверное? — Евдокия придвинулась ближе, явно рассчитывая на откровения.
— Мы… привыкаем друг к другу, — неуверенно ответила Алевтина, прижимая конверты к груди.
— Да уж, привыкнуть к ней — это надо постараться, — Евдокия понизила голос до доверительного шёпота и оглянулась. — Первую жену Ростислава совсем затравила. Та год не выдержала и сбежала неизвестно куда.
Алевтина замерла, конверт выпал из её рук.
— Первую жену? — переспросила она, наклоняясь за упавшим письмом.
— Он не рассказывал? — глаза Евдокии загорелись от удовольствия. — Ой, а может, мне не стоило… Только вы же должны знать, с кем живёте.
— Расскажите, пожалуйста, — попросила Алевтина, ощущая, как холод проникает под кожу.
— Девочка хорошая была, из интеллигентной семьи. Учительница музыки. Тихая такая, скромная. Ростислав на ней год назад женился, а через полгода она начала худеть, нервничать. Клавдия её просто изводила — в квартиру к ним переехала, контролировать стала. Что готовит, как убирается, даже какое бельё носит. А Ростислав матери подыгрывал. Девочка пыталась сопротивляться поначалу, но потом совсем затихла. А однажды утром ушла с маленькой сумкой и больше не появлялась.
— А что… что Ростислав говорил?
— Что она психически нездоровая была, истеричка. Что не выдержала нормальной семейной жизни. Но я-то видела, как она последние месяцы выглядела — как затравленный зверёк.
Алевтина молча поднялась по лестнице, размышляя над услышанным. В квартире её встретил знакомый запах валерьянки — Клавдия снова «успокаивала нервы» — и звуки телевизора из гостиной.
***
Вечером, когда они сидели за ужином втроём, Алевтина собрала всю свою храбрость.
— Ростислав, почему ты не сказал, что был женат раньше?
Ростислав замер с вилкой на полпути ко рту. Кусок мяса медленно сполз обратно на тарелку.
— Кто тебе наболтал эти сказки? — в его голосе звучала плохо скрываемая угроза.
— Это не важно. Важно то, почему ты скрыл от меня такую серьёзную вещь.
— Потому что это не имеет никакого значения! — он с силой швырнул вилку на стол, та со звоном отскочила и упала на пол. — Она была полоумной истеричкой, не выдержала нормальной семейной жизни!
— Нормальной? — Алевтина посмотрела на Клавдию, которая с интересом наблюдала за разговором. — Когда твоя мать лезет во все дела, контролирует каждый шаг?
— Не смей так говорить о моей матери! — Ростислав резко поднялся, опрокинув стакан с водой. Жидкость разлилась по столу, капая на пол. — Она заботится о нашей семье!
— Ростик прав, — встряла Клавдия, промакивая воду салфеткой. — Я только хочу, чтобы в доме был порядок. А вы, Алевтина, слишком самостоятельная. Это мужчинам не нравится.
— Я просто хочу нормальных отношений между мной и мужем, — Алевтина старалась говорить спокойно.
— Нормальных? — Ростислав обошёл стол и схватил её за плечи, больно встряхнув. — Ты приехала из своей провинциальной дыры, живёшь в моём доме, ешь мою еду, а ещё права качаешь? Кто ты такая, чтобы требовать что-то?
Пальцы впивались в кожу через тонкую кофту. Алевтина попыталась освободиться, но он только сильнее сжал хватку.
— Ростик, ты ей больно делаешь, — подала голос Клавдия, но в её тоне слышалось скорее любопытство, чем беспокойство.
Он резко отпустил Алевтину, та покачнулась и схватилась за спинку стула.
— Извини, — пробормотал Ростислав, избегая её взгляда. — Я не хотел. Ты меня разозлила.
Алевтина молча потёрла ноющие плечи. На коже уже наливались красные отпечатки пальцев.
***
Отец Ростислава, Макар Семёнович, появлялся в квартире нечасто — раз в месяц, не больше. Жил он отдельно уже лет десять, но иногда заходил «проведать сына», как он выражался. В один из таких визитов он застал Алевтину одну на кухне — она мыла посуду, а Ростислав с матерью отправились в магазин.
— Как живётся, Алевтина? — спросил Макар, присаживаясь за стол и закуривая сигарету.
— Нормально, — ответила она, не оборачиваясь.
— «Нормально» — это было у меня тридцать лет подряд, — горько усмехнулся он, выпуская дым. — Клава тебя уже доводит своими выходками?
— Мы… притираемся, — осторожно сказала Алевтина, ополаскивая тарелку.
— Притираемся, — повторил он с иронией. — Знаешь, почему я ушёл из этого дома? Надоело притираться. Она и сына своего изуродовала своей опекой. А Виталий, младший мой, вообще домой не приезжает — только на Новый год, да и то через силу.
Алевтина обернулась.
— У Ростислава есть брат?
— В Питере живёт, программист. Сбежал отсюда, как только школу закончил. Умный парень — понял сразу, что задержится — конец ему будет. А вот Ростик… — Макар затянулся поглубже. — Он привык, что мать за него всё решает. И теперь ищет такую же жену — послушную, безропотную.
— Макар Семёнович…
— Да знаю я, знаю, — он махнул рукой. — Не моё дело. Но если что — мой телефон у Ростика есть. Звони, если совсем тяжело станет.
В этот момент в прихожей раздались голоса — хозяева вернулись. Макар погасил сигарету и отошёл к окну, а Алевтина поспешно принялась вытирать руки полотенцем.
***
Корпоратив фитнес-центра, где работала Алевтина, проходил в небольшом ресторане рядом с офисом. Она долго выбирала наряд и остановилась на платье с длинными рукавами, хотя на улице стояла жара.
— Ты что, замерзла? — удивилась Нонна, её коллега. — На улице плюс тридцать, а ты как на лыжи собралась.
— Мне нормально так, — отмахнулась Алевтина.
— Давай хоть в ресторане переоденешься во что-нибудь полегче. А то людей пугать будешь.
— Не буду я переодеваться, — резче, чем хотела, ответила Алевтина.
За столом она старалась держаться незаметно, мало говорила и почти не прикасалась к еде. Когда официант принёс шампанское, Алевтина неловко потянулась за бокалом, и рукав платья задрался, обнажив запястье с фиолетовыми отпечатками пальцев.
— Господи, что это? — Нонна схватила её за руку, разглядывая синяки. — Алевтина, это же следы от пальцев!
— Ничего особенного, я просто… ударилась об дверь, — Алевтина попыталась выдернуть руку, но Нонна не отпускала.
— Ударилась пятью пальцами одновременно? Алевтина, это же…
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась та, оглядываясь по сторонам. — Люди смотрят.
Нонна молча отпустила её руку и полезла в сумочку. Достала визитку и незаметно сунула под тарелку Алевтины.
— Это психолог, хороший специалист. И ещё, — она быстро написала номер на салфетке, — горячая линия для женщин в сложных ситуациях. Просто сохрани эти номера. На всякий случай.
— Нонна, ты не понимаешь…
— Понимаю лучше, чем ты думаешь, — тихо сказала та. — У меня сестра через это прошла. Если нужна будет помощь — звони мне в любое время. Договорились?
***
Этим вечером
Алевтина замерла на пороге собственной спальни, наблюдая, как Клавдия методично перебирает содержимое их с Ростиславом комода. Свекровь держала в руках кружевной комплект нижнего белья, рассматривая его с видом опытного эксперта.
— Зачем вы здесь? — Алевтина застыла в дверях, ощущая, как по телу разливается холодная волна унижения.
— Решила помочь с уборкой, — Клавдия даже не обернулась, продолжая копаться в личных вещах. — Кстати, что за дешёвое бельё? Ростик любит красивое, изысканное. Не это тряпьё из подземных переходов.
— Выйдите отсюда! — голос Алевтины сорвался на крик.
Клавдия медленно поднялась во весь рост, разворачиваясь к невестке с выражением оскорблённого величия.
— Что за тон? — её глаза сузились. — Я в своём доме! Этот дом покупал ещё покойный дед Ростика, так что здесь каждый угол пропитан нашей семейной историей.
— Это наша с Ростиславом комната! — Алевтина шагнула вперёд.
— Наша? — в дверном проёме появился муж, его лицо выражало раздражение от женского крика. — Что за вопли? Я же просил вести себя культурно.
— Твоя мать рылась в нашем белье! — Алевтина обернулась к нему, надеясь на поддержку.
— Я помогала! — возмутилась Клавдия, прижимая руку к груди в театральном жесте. — Хотела навести порядок в этом бардаке, который она здесь устроила.
Ростислав окинул взглядом разбросанные вещи, потом посмотрел на жену с явным осуждением.
— Мама пыталась помочь, — он шагнул к Алевтине, нависая над ней. — А ты опять скандалишь. Создаёшь проблемы на ровном месте.
— Я не… — она осеклась, увидев его взгляд. В этих глазах не было ни тепла, ни понимания. Только холодная злость и готовность наказать. Опять наказать.
Клавдия довольно улыбнулась, наблюдая, как невестка сдувается под взглядом сына.
— Вот видишь, Ростик, я же говорила — характер у неё скверный. Неблагодарность и эгоизм.
***
Глубокой ночью когда Алевтина лежала на спине, а её муж делал своё дело выполняя супружеский долг, когда заметила в щели приоткрытой двери чужой силуэт. Свекровь стояла там, неподвижно наблюдая за процессом.
— Прекрати, не хочу, — и она оттолкнула мужа.
— Чёрт! — недовольно выругался Ростислав и ударил её по лицу.
— Она смотрит, — прошептала Алевтина.
— Мам, что ты тут делаешь?
— Услышала шум, решила проверить, всё ли в порядке, — невозмутимо ответила Клавдия и медленно удалилась, не торопясь закрыть дверь.
— Она… она наблюдала за нами, — Алевтина дрожала от возмущения и стыда. — Стояла там, как… как охранник в тюрьме!
— Не придумывай глупости! — Ростислав раздражённо повернулся к ней.
— Ростислав, это ненормально! Взрослые люди имеют право на личную жизнь!
— Заткнись! — его рука взлетела и с глухим хлопком опустилась на её лицо. — Ты сама во всём виновата! Холодная, как мёртвая рыба! Мать права — ты не умеешь быть женщиной!
Алевтина прижала ладонь к пылающей щеке, не веря происходящему.
— Ты… ты ударил меня.
— Сама напросилась, — он отвернулся, натягивая одеяло. — И хватит реветь, мать услышит. Ей не нужны твои истерики.
Алевтина лежала в темноте, ощущая, как по лицу текут слёзы. Щека горела, но сильнее жгла обида и унижение. В соседней комнате было тихо, но она знала — Клавдия не спит, прислушиваясь к каждому звуку.
***
Утром на кухне царила показная идиллия. Клавдия сидела за столом с чашкой чая, изображая заботливую хозяйку. Когда Алевтина вошла, свекровь окинула её лицо оценивающим взглядом.
— Синяк замажь тональным кремом, — бросила она равнодушно. — Нечего людей смущать семейными разборками.
— Вы видели, что он… — Алевтина не могла закончить фразу.
— Видела. И что? Сама виновата. Мужчину доводить нельзя до такого состояния. Ростик хороший мальчик, просто ты его выводишь из себя своими капризами.
— Это ненормально! Нормальные мужья не бьют своих жён!
Клавдия презрительно фыркнула, отставляя чашку.
— Что ты понимаешь в семейной жизни? Мужчина должен держать женщину в узде, иначе она сядет на шею. Меня Макар тоже учил в своё время, пока я характер не показала. А ты просто тряпка.
— Макар вас бил? — Алевтина осторожно присела на край стула.
— Не твоё дело, — отрезала Клавдия. — Лучше подумай, как мужа удержать. А то сбежит к другой, более доступной женщине. Как отец его в своё время сбежал от своих обязанностей.
В её словах слышалась старая боль, которая превратилась в яд, отравляющий всех вокруг.
***
В обеденный перерыв Алевтина заперлась в ванной и дрожащими пальцами набрала номер с мятой салфетки, которую дала ей коллега Нонна.
— Горячая линия кризисного центра, слушаю вас.
— Мне… мне кажется, мне нужна помощь.
Голос на другом конце был спокойным, профессиональным. Женщина терпеливо выслушала сбивчивый рассказ, задала несколько уточняющих вопросов, дала адрес кризисного центра.
— Главное правило — ваша безопасность превыше всего. Если решитесь уйти, не предупреждайте заранее. Просто собирайте необходимые документы и уходите, когда их не будет дома.
— А если найдёт?
— Мы поможем с новыми документами, с переездом. У нас есть защищённые квартиры. Вы не останетесь одна.
После разговора Алевтина долго сидела на краю ванны, пытаясь успокоить дрожь в руках. Впервые за месяцы она ощутила слабую надежду.
***
Виталий приехал неожиданно, в середине рабочей недели. Высокий, худощавый, с преждевременно постаревшим лицом — он разительно отличался от своего старшего брата.
— Документы забрать надо, — буркнул он Ростиславу, проходя в квартиру. — По наследству дела закрывать.
Алевтина впервые видела младшего брата мужа. Он держался настороженно, словно готовый в любой момент к бегству.
— Как мать поживает? — спросил он, кивая в сторону комнаты Клавдии.
— Как обычно, — Ростислав пожал плечами. — Командует, воспитывает, наставляет на путь истинный.
— Понятно, — Виталий повернулся к Алевтине, внимательно вглядываясь в её лицо. — Слушайте, если что-то случится — мой номер есть у Ростика. Звоните, не стесняйтесь.
— Спасибо, но я не понимаю… — начала было она.
— Я серьёзно, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Я знаю, каково это — жить с ними двоими. Знаю, что такое их «воспитание». Не терпите до последнего.
В его словах звучала горькая мудрость человека, прошедшего через подобный ад.
— Хватит семейных советов, — вмешался Ростислав с натянутой улыбкой. — Виталий любит драматизировать ситуацию.
После ухода брата Ростислав долго ходил по квартире, хмурясь и бормоча что-то под нос. Вечером его терпение лопнуло.
— Что он тебе говорил на кухне? — он схватил Алевтину за руку, больно сжимая пальцы.
— Ничего особенного. Спрашивал, как дела.
— Не ври мне! — он схватил её за волосы, резко дёрнул назад. — Он всегда совал нос не в свои дела! Что он тебе сказал про нашу семью?
— Больно! Отпусти! — Алевтина пыталась освободиться.
— Научись держать язык за зубами! — он толкнул её так сильно, что она упала, ударившись спиной о край тумбочки.
В дверях появилась Клавдия, наблюдающая сцену с выражением скучающего превосходства.
— Ростик, осторожнее с мебелью. Эту тумбочку покупал ещё твой дедушка.
Никого не волновало, что Алевтина корчится на полу от боли.
***
Феликс работал волонтёром в кризисном центре уже третий год. Он встретил Алевтину у входа в здание — худенькую женщину с маленькой дорожной сумкой, которая стояла на пороге, не решаясь войти.
— Вам нужна помощь? — мягко спросил он.
— Я… мне дали этот адрес. Сказали, что тут помогают женщинам в… в сложных ситуациях.
— Конечно помогаем. Проходите, не стойте на улице, — он открыл тяжёлую дверь. — Меня зовут Феликс. Я здесь помогаю людям разобраться с юридическими вопросами.
Психолог Лариса оказалась женщиной лет пятидесяти с умными добрыми глазами и спокойными руками. Её кабинет был обставлен просто, но уютно — мягкие кресла, неяркий свет, живые цветы на подоконнике.
— Алевтина, здесь вы в полной безопасности. Расскажите, что с вами происходит. Не торопитесь, у нас есть время.
И слова полились сами собой. О переезде в дом мужа, о постоянном контроле со стороны Клавдии, о первой пощёчине, о страхе засыпать в собственной постели. О том, что она больше не может отличить, где кончается забота и начинается насилие.
— То, что с вами происходит, называется домашним насилием, — спокойно сказала Лариса. — И это не ваша вина. Мы поможем вам выйти из этой ситуации безопасно.
— Есть специальная программа защиты, — добавил Феликс. — Можем помочь с новыми документами, официально, с работой в другом городе. Главное — ваше желание изменить жизнь.
— А если он найдёт меня?
— Не найдёт, — уверенно ответила Лариса. — Мы знаем, как делать это правильно и безопасно. У нас большой опыт.
Алевтина сидела в мягком кресле и впервые за долгие месяцы дышала полной грудью. Здесь её не обвиняли, не стыдили, не заставляли оправдываться за чужую жестокость.
***
Два месяца спустя в небольшом городе на юге Варвара Сомова устроилась на работу в библиотеку. Новые документы, новая жизнь. Квартира-студия в старом доме, где каждое утро её встречали лишь собственные мысли и никто не врывался без стука, не кричал, не требовал отчёта за каждый вздох.
Стены здесь были белые, чистые, без трещин и следов от брошенной посуды. Варвара могла поставить чашку где угодно, не боясь услышать гневные вопли о том, что она «опять всё не так делает». Простые радости — выбрать себе завтрак, включить музыку, открыть окно — теперь не требовали разрешения.
Феликс писал иногда — он помог с переездом, нашёл работу через знакомых из волонтёрской организации.
«Как ты?»
«Учусь жить заново. Страшно, но… свободно. Вчера купила новую книгу и читала её до двух ночи. Просто потому, что захотела».
«Это пройдёт — страх, я имею в виду. Ты сильная, Варя».
«Спасибо. Правда. За всё».
Она откладывала телефон и шла готовить себе ужин — тот, который нравился именно ей, а не тот, который «положено готовить нормальной жене». В холодильнике стояли йогурты с персиком, которые раньше были под запретом — «детская еда для взрослой женщины». На столе лежали женские журналы, которые прежде вызывали приступы злости у Ростислава.
А в Москве в той самой квартире теперь кричали двое.
— Ты испортила мне жизнь! — орал Ростислав на мать, размахивая пустой бутылкой. — Из-за тебя все женщины сбегают! Из-за твоих поучений и контроля!
— Да какие женщины тебя выдержат, тряпка! — огрызалась Клавдия, вытягиваясь во весь рост. — Весь в отца! Слабак! Ныть горазд, а держать семью не умеешь! Да, ещё кулаки распускаешь! Совсем никчёмный!
— Заткнись! Хватит своих советов! Надоело!
Звук пощёчины разрезал воздух. Клавдия прижала руку к щеке, глаза её расширились от неожиданности.
— Ты… ты ударил мать? Родную мать?
— Сама напросилась! Всю жизнь мне испортила своими указаниями! «Делай так, веди себя так, женись на такой!»
— Я тебя растила! Всё для тебя! Лучшие годы отдала!
— Растила урода! — Ростислав швырнул бутылку в угол, где она разбилась со звоном. — Виталий правильно сделал, что сбежал от тебя! Умный оказался!
— Не смей так говорить! Не смей поминать брата!
— А что такого? Он понял раньше меня, какая ты… какая ты на самом деле!
Клавдия замерла. В её глазах мелькнуло что-то болезненное — может быть, проблеск осознания. Но через секунду она снова была в атаке.
— Это всё она! Эта Алевтина! Она тебя настроила против матери! Промыла мозги!
— Алевтины здесь нет уже два месяца! — взревел Ростислав. — Два месяца, мать! А мы всё воюем! Может, дело не в ней?
— Дело в тебе! В твоей слабости! Нормальный мужчина не дал бы жене сбежать!
— Нормальная мать не мешалась бы в жизнь взрослого сына!
Евдокия за стеной вздыхала, прибавляя звук телевизора. Эти крики стали ежедневными. Она уже пожалела, что посоветовала Алевтине терпеть — теперь-то стало ясно, откуда ноги растут у всех этих семейных проблем.
Макар, узнав от Виталия о постоянных скандалах, только усмехнулся в трубку:
— Нашли друг друга, мать с сыном. Я же предупреждал — Клавдия всех вокруг себя сожрёт. Хорошо, что хоть один из сыновей умным оказался.
— Папа, а может, стоит вмешаться? — неуверенно спросил Виталий.
— Куда там. Им нравится друг друга мучить. Всегда нравилось. Просто раньше Алевтина была громоотводом.
***
Месяцы шли. Варвара привыкла к новой работе. Библиотека была старая, с высокими потолками и скрипучим паркетом. Посетители приходили размеренно, говорили негромко. Здесь пахло книгами и спокойствием.
— Варвара Михайловна, — обратилась к ней пожилая читательница, — а у вас есть что-нибудь про психологию? Для самопомощи?
— Конечно, Анна Петровна. Что именно интересует?
— Да вот… дочка моя развелась недавно. Говорит, что муж её обижал. А свекровь… свекровь её во всём винила. Теперь дочка боится новых отношений.
Варвара кивнула, доставая с полки нужные книги. Таких историй она слышала теперь много. Словно, освободившись сама, она стала замечать чужую боль острее.
— Вот эти помогут, — сказала она мягко. — И передайте дочке — она правильно сделала. Никто не должен терпеть унижения.
— Спасибо, милая. А вы… простите за любопытство… вы тоже через это прошли? У вас в глазах такое понимание.
Варвара на мгновение замерла, потом улыбнулась:
— Прошла. И не жалею об этом ни на секунду.
Вечером она написала Феликсу:
«Сегодня впервые кому-то помогла советом. Оказывается, мой опыт может быть полезным».
«Конечно может. Ты же выжила. Выбралась. Это дорогого стоит».
«Иногда думаю — а что, если бы я тогда не ушла?»
«Не думай об этом. Ты ушла. Это главное».
А в московской квартире война продолжалась. Ростислав пил всё больше. Клавдия превратилась в злую старуху, которая каждый день обвиняла сына в своих несостоявшихся мечтах.
— Я могла вторично выйти замуж! — кричала она, стоя посреди разгромленной кухни. — Могла построить новую жизнь! Но нет — сидела с тобой, растила, воспитывала!
— Никто тебя не заставлял! — огрызался Ростислав, качаясь на табуретке. — Сама решила в мученицы записаться!
— Неблагодарный! Я всю себя тебе отдала!
— Я этого не просил! Слышишь? Не просил твоих жертв!
— Без меня ты бы пропал!
— С тобой я пропал! Посмотри на себя — кому ты нужна? Кроме меня, никто тебя не выносит!
— А ты посмотри на себя! Жена сбежала, работу потерял, пьёшь как сапожник!
— Потому что ты мне жизнь сломала! С детства! «Мамочка лучше знает, мамочка решит!»
Соседи уже дважды вызывали участкового. Тот приходил, разводил руками — формально нарушения нет, друг друга они не бьют, только орут.
***
Год спустя Варвара встретила Феликса в своём городе. Он приехал на конференцию по работе с жертвами домашнего насилия.
— Как ты? — спросил он, обнимая её у входа в маленькое кафе рядом с морем.
— Живу. Работаю. Иногда снятся кошмары, но всё реже. А главное — я больше не боюсь звука ключей в замке.
— Это нормально. Травма не проходит сразу. Но ты молодец — справляешься.
— Знаешь, — призналась Варвара, помешивая сахар в чашке, — я иногда думаю о них. Как они там? Живы ли? Что с ними стало?
— Плохо, — честно ответил Феликс. — Ростислав пьёт. Потерял работу окончательно. Клавдия с ним почти не разговаривает, если не считать ссор. Соседи жалуются на постоянные скандалы.
— Мне их… не жалко, — тихо сказала она, глядя на море. — Это плохо? Я должна жалеть?
— Это нормально. Ты имеешь право на любые свои чувства. Даже на злость. Даже на равнодушие.
— А Виталий? Как он?
— Женился. Живёт в Питере, не общается ни с матерью, ни с братом. Говорит — освободился и дышит полной грудью.
— Понимаю его, — кивнула Варвара. — Знаешь, а я завела кота.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Рыжего. Зовут Персик. Ростислав всегда говорил, что я недостойна за кем-то ухаживать, что всё испорчу. А Персик меня любит и прекрасно себя чувствует.
— Как его зовут? — улыбнулся Феликс.
— Персик. И ещё я начала рисовать. И купила яркие шторы — жёлтые, с подсолнухами. Раньше мне говорили, что у меня безвкусица, что я не умею выбирать красивые вещи.
— А теперь?
— А теперь я понимаю — это они не умели видеть красоту. Мои шторы прекрасны.
Они сидели в маленьком кафе у моря. Варвара смотрела на волны и улыбалась.
— Спасибо. За всё, — сказала она.
— Не за что. Ты сама себя спасла. Я просто… был рядом в нужный момент.
— Самое удивительное? Я думала, что жизнь кончена. Что без них я никто. А оказалось наоборот — с ними я была никем.
— А теперь кто ты?
— Библиотекарь Варвара Сомова, которая рисует по вечерам, читает что хочет и кормит рыжего кота. И мне этого достаточно.
А где-то далеко, в московской квартире, пропахшей валерьянкой и злобой, мать и сын продолжали пожирать друг друга, не в силах разорвать ядовитую связь.
Клавдия всё чаще вспоминала Макара, сбежавшего от неё. Тогда она клялась, что проживёт без него, что вырастит прекрасных сыновей, что докажет ему свою силу. Теперь один сын спивался у неё на глазах, а второй даже на дни рождения не звонил.
— Где я ошиблась? — шептала она по ночам, глядя в потолок. — Что сделала не так?
Но утром снова начинала войну с Ростиславом, обвиняя его во всех грехах.
Ростислав искал утешение в бутылке. В пьяном тумане ему казалось, что всё ещё можно исправить — найти Алевтину, заставить вернуться, доказать, что он изменился. Но трезвел и понимал — изменяться-то он как раз и не собирался.
— Она должна была терпеть! — бормотал он, качаясь на табурете. — Жёны должны терпеть!
— А мужья должны обеспечивать! — огрызалась Клавдия. — Где твоя зарплата? Где деньги на жизнь?
— Найду работу!
— Кому ты нужен, пьяница?
Оба обвиняли весь мир, не желая признать простую истину: монстрами они сделали себя сами. Годы контроля, унижений, желания сломать близких под себя превратили их в карикатуры на людей.
Варвара же научилась просыпаться без страха. По утрам её встречало мурчание Персика, который спал на краешке кровати — там, где когда-то лежал муж и каждое утро начинал с претензий. Теперь утро начиналось с поглаживания тёплого рыжего бока и тихого «доброе утро, солнышко» — так она называла кота.
