— Представляешь, мне сегодня премию выписали. Неожиданно, но чертовски приятно, — Марина с удовольствием подцепила на вилку лист салата и кусочек тёплой куриной грудки. — Шеф сказал, что квартальный проект выстрелил именно благодаря моим правкам. Будет на что съездить в отпуск по-человечески, а не как в прошлом году.
Артём кивнул, но как-то рассеянно, механически пережёвывая свой ужин. Свет на их маленькой, уютной кухне был тёплым, пахло чесноком и запечёнными травами. Обычный вечер. Один из сотен таких же спокойных, предсказуемых вечеров, из которых, как из кирпичиков, и строится семейная жизнь. Он отодвинул свою тарелку, хотя съел едва ли половину.
— Марин, я поговорить хотел. Тут такое дело… В общем, Ленка с работы ушла.
Марина проглотила салат и посмотрела на мужа с долей дежурного сочувствия. Лена, младшая сестра Артёма, была девушкой увлекающейся, но непостоянной. Её трудовая книжка напоминала скорее сборник коротких рассказов, чем серьёзный документ.
— Да что ты? Жаль, конечно. Нашла уже что-то другое или просто надоело?
— Не то чтобы надоело, — Артём тщательно подбирал слова, словно шёл по минному полю. — Говорит, работа её морально истощала. Творческий кризис, выгорание. Понимаешь, она же натура тонкая, ранимая. Ей нужно время, чтобы прийти в себя, найти свой путь, как она говорит.
Марина кивнула, но уже с меньшим энтузиазмом. Все эти разговоры про «тонкую натуру» и «поиски себя» она слышала уже не в первый раз. Обычно они заканчивались тем, что Артём «входил в положение» и подкидывал сестре денег до следующего мимолётного увлечения.
— Ну, искать себя — дело хорошее, — дипломатично заметила она, возвращаясь к своему ужину. — Главное, чтобы поиски не затянулись. У неё же ипотека, как она платить собирается?
Артём воспринял этот вопрос как идеальный мостик для своей главной новости. Он даже слегка подался вперёд, его лицо приняло серьёзное, почти торжественное выражение.
— Вот об этом я и хотел поговорить. Я тут подумал… В общем, я решил ей помочь.
Воздух на кухне как будто сгустился. Марина замерла с вилкой в руке, в сантиметре ото рта. Она медленно опустила её обратно на тарелку, лёгкий звон фарфора прозвучал оглушительно на фоне внезапно оборвавшегося разговора. Она смотрела на мужа внимательно, изучающе, словно видела его впервые.
— В смысле, поможешь? — уточнила она ровным, лишённым эмоций голосом. — Ты ей займёшь, что ли?
Артём махнул рукой с такой беззаботностью, будто речь шла о покупке пачки сигарет.
— Нет, зачем занимать, это всё сложности. Я просто буду ей свою зарплату отдавать. Всю. Пока она в поиске себя, ну, чтобы её из квартиры не выставили за неуплату.
Он произнёс это так просто, так обыденно, что на секунду Марине показалось, что она ослышалась. Что это какая-то глупая, неуместная шутка. Но выражение лица Артёма было абсолютно серьёзным. Он смотрел на неё с ожиданием, словно ждал похвалы за своё благородство и щедрость.
— А что такого? — добавил он, видя её замешательство и, очевидно, неверно его истолковав. — Мы же на твою пока проживём. Тебе же как раз премию дали, сама сказала. Денег хватит.
Марина медленно поставила тарелку на стол. Фарфор тихо стукнул о дерево скатерти, и этот звук показался громче выстрела. Она не отводила от мужа взгляда, но глаза её были пустыми, словно она смотрела не на него, а сквозь него, на уродливую правду, которая внезапно вылезла наружу и уселась между ними за ужином. Его слова не укладывались в голове. Они были настолько абсурдными, настолько чудовищно нелогичными, что мозг отказывался их принимать.
— Повтори, — попросила она. Голос был тихим, но в нём не было ни капли мягкости. Он был как тонкий слой льда над бездонной пропастью. — Я хочу убедиться, что правильно тебя поняла. Ты собираешься отдать всю свою зарплату Лене. А мы, наша семья, будем жить на мою. Я правильно всё поняла?
Артём заёрзал на стуле. Он ожидал чего угодно — удивления, может быть, лёгкого недовольства, которое можно было бы погасить парой фраз о семейном долге. Но этот ледяной, почти клинический допрос выбивал его из колеи. Он попытался улыбнуться, смягчить обстановку.
— Ну да. Марин, ну что ты так напряглась? Это же временно. Месяц, два, ну три максимум. Она найдёт себя, найдёт новую работу, и всё вернётся на круги своя. Это же Лена, моя сестра! Кровь родная! Я не могу просто стоять и смотреть, как она тонет. Семья должна помогать друг другу, разве не так?
Он говорил правильные, красивые слова. Но в контексте ситуации они звучали фальшиво и оскорбительно. Марина видела, как он ловко подменяет понятия: помощь превращалась в полное содержание, поддержка — в перекладывание ответственности. Её премия, её усталость после сложного квартала, их общие планы на отпуск — всё это обесценивалось, превращалось в ресурс для «поиска себя» его сестры.
— Наша семья, Артём, — она произнесла это словосочетание так, будто пробовала его на вкус, и оно оказалось горьким. — Наша семья — это ты и я. И у нашей семьи есть свои планы, свои нужды, свой бюджет. Моя премия — это не манна небесная, это результат моей работы. Мы хотели поехать на море. Помнишь? Мы откладывали, выбирали отель. Или это уже неважно? Творческий кризис Лены отменяет наш отпуск?
Он нахмурился. Разговор шёл совсем не по его сценарию. Он хотел быть благородным рыцарем, спасающим сестру, а его превращали в мелочного бухгалтера.
— При чём тут отпуск? Нельзя же быть такой эгоисткой! Речь идёт о человеке, о родном человеке, который в беде! А ты мне про море! У тебя что, совсем нет сострадания? Деньги для тебя важнее всего?
И это стало последней каплей. Обвинение в бессердечии от человека, который только что без зазрения совести предложил ей в одиночку тащить их обоих, взорвало её изнутри. Она немного наклонилась вперёд, и её голос, до этого ровный и тихий, обрёл металлическую жёсткость.
— Да что ты говоришь? Это я должна обеспечивать нашу семью, а ты будешь все свои зарплаты спускать в это время на ипотеку своей сестры? Серьёзно?!
Вопрос прозвучал как пощёчина. В нём смешались ярость, недоумение и горькое разочарование. Артём вздрогнул от этой внезапной силы в её голосе.
— Прекрати! Ты всё только усложняешь! Это моя сестра и ты должна это понимать! Я не могу её оставить в таком положении! Если ты со своими родственниками так можешь поступать, то я нет! И это не «спускать», а помогать!
— Помогать — это одолжить тысячу до зарплаты! Помогать — это привезти продуктов! А то, что предлагаешь ты, называется по-другому. Ты предлагаешь мне взять на содержание взрослую, трудоспособную женщину, которая просто устала работать! А сам при этом умываешь руки. Ты просто перевесил свою сестру с её ипотекой на меня! Это гениально, Артём. Просто гениально.
Утро не принесло облегчения. Оно пришло пропитанное вчерашним скандалом, как старая одежда — запахом костра. Не было ни криков, ни битья посуды, только густое, вязкое молчание, которое обволакивало все предметы в квартире, делая их тяжелее и уродливее. Артём собирался на работу демонстративно громко: вот звякнули ключи, вот хлопнула дверца шкафа, вот он нарочито бодро прошагал в коридор. Он был уверен в своей правоте, в своей моральной силе. Марина, по его мнению, просто устроила вчера сцену из женской вредности, переспала с этой мыслью и сегодня, как и положено разумной женщине, смирится. Он даже не сомневался в этом. Ведь он поступал правильно, по-семейному.
— Я ушёл, — бросил он в сторону спальни, не заглядывая внутрь.
Ответа не последовало. Ну и ладно. Подуется и перестанет. Он закрыл за собой входную дверь, унося с собой свою непоколебимую уверенность в том, что мир устроен просто и правильно, а он в этом мире — благородный герой.
Марина лежала в кровати ещё минут десять, прислушиваясь к затихающим в подъезде шагам мужа. Затем она села. В её движениях не было ни оби
Прошло три дня. Три бесконечных, тягучих дня, похожих на плохой сон. Квартира, некогда бывшая их крепостью, превратилась в нейтральную территорию, разделённую невидимой демаркационной линией. Они передвигались по ней как призраки, стараясь не пересекаться. Артём уходил на работу рано, возвращался поздно. Он надеялся, что время и его молчаливое осуждение сломят Марину. Но она не ломалась. Она продолжала свой тихий, изматывающий саботаж. По утрам она не спеша пила кофе, читая книгу, пока он метался по квартире, опаздывая. Днём заказывала еду из дорогих ресторанов, оставляя на кухонном столе чеки и пустые контейнеры. Она не смотрела ему в глаза, не отвечала на вопросы по существу, её вежливая отстранённость выводила из себя куда больше, чем открытый скандал.
Вечером четвёртого дня Артём вернулся домой окончательно разбитым. На работе он был рассеян, днём ему дважды звонила Лена, её голос с каждым разом становился всё более требовательным и паническим — дата платежа по ипотеке неумолимо приближалась. Он вошёл в квартиру и замер. Музыка не играла, на столе не было следов очередного гастрономического изыска. Марина сидела в кресле в гостиной и спокойно смотрела в окно. В тишине раздался резкий звонок в дверь.
Марина не пошевелилась. Артём, тяжело вздохнув, пошёл открывать. Он уже знал, кто там. На пороге стояла Лена. Вид у неё был трагический: бледное лицо, подчёркнуто тёмные круги под глазами и дрожащие уголки губ.
— Артёмушка, я больше не могу, — с порога запричитала она, бросаясь ему на шею. — Этот банк… они мне звонят, угрожают! Я не сплю ночами! У меня нервы на пределе!
Она прошла в квартиру, как к себе домой, и только тогда как бы заметила Марину. Её взгляд скользнул по жене брата с плохо скрываемым презрением. Артём закрыл дверь и встал рядом с сестрой, словно образуя с ней единый фронт.
— Вот, Марин, посмотри! Посмотри, до чего ты человека довела! — с надрывом в голосе воскликнул он. — Я же тебе говорил, что ей плохо! Ей нужна помощь, а ты устроила этот цирк!
Лена подхватила его тон.
— Я не понимаю, Марина, что я тебе сделала? Я думала, мы семья. Я думала, ты войдёшь в положение. Неужели тебе жалко помочь? Я же не чужой тебе человек! Я сестра твоего мужа и он обязан мне помогать, собственно, как и ты! Ты же знаешь, как мне тяжело, я ищу себя, мне нужно восстановиться…
Они говорили вдвоём, перебивая друг друга, поддакивая и дополняя. Их голоса сливались в один обвинительный гул. Артём рассказывал, как они прекрасно проживут на зарплату Марины, а Лена жаловалась на бездушных работодателей и своё хрупкое душевное равновесие. Они стояли посреди гостиной, брат и сестра, объединённые общей целью — заставить, сломить, продавить ту, что сидела в кресле.
Марина молчала. Она дала им выговориться. Она смотрела, как её муж, человек, с которым она делила постель и планы на будущее, превращается в жалкого просителя для своей сестры, готового предать их собственную семью. Когда их поток красноречия иссяк, она медленно поднялась.
— Сядьте. Оба, — её голос был спокойным, но в нём появилась такая власть, что они инстинктивно подчинились, опустившись на диван.
Марина подошла к комоду, достала какие-то бумаги и положила их на журнальный столик.
— Ты говорил про сострадание, Артём. И про деньги. Так вот, слушайте оба. Моя премия, на которую вы так рассчитывали, действительно потрачена. Вчера я внесла полную оплату за курс реабилитации для своей матери. У неё проблемы со спиной, ты знаешь. Она терпела несколько лет, потому что это дорого. Теперь не будет.
На лицах Артёма и Лены отразилось недоумение, сменившееся шоком.
— А теперь простая арифметика для тебя, гений, — она повернулась к мужу. — Моей зарплаты, после оплаты счетов за эту квартиру и покупки еды, теперь будет хватать ровно на меня. На мои нужды. На мой обед, который я не обязана готовить для тебя. На мою одежду. На мою жизнь.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух комнаты. Лена открыла рот, чтобы что-то возразить, но Марина остановила её ледяным взглядом.
— А вы… — она обвела их обоих одним долгим, тяжёлым взглядом, в котором не было ни ненависти, ни обиды, только констатация факта. — Вы теперь семья. У вас общие проблемы. Общие финансовые обязательства. Он обещал тебе помочь. Вот и пусть помогает. Разбирайтесь.
— Но как же так? — разочарованно выдохнула Лена.
— А вот так! Можете вместе собрать его вещи, — Марина указала головой на мужа. — И катиться жить к тебе! Платить за ипотеку, покупать всё, что тебе Лена нужно! А вот меня в этом во всём не будет, как и моего участия! Я вам не банкомат, я не спонсор, так что всё! Разбирайтесь со своими поисками, со своими ипотеками самостоятельно и как хотите!
Она пошла в спальню, но почти сразу же вернулась со словами:
— А, да, милый! Не забудь, когда будешь уходить, оставить ключи от моего дома тут, потому что больше ты тут не живёшь! А я и без тебя справлюсь! Без тебя, наверное, даже будет проще! Ну, всё, счастливой вам жизни и хороших сборов.
Теперь она действительно ушла в спальню, оставив брата и сестру в полном недоумении…
